приходилось иметь столкновения как с монголами, так и с Китаем (1647–1658 и
1685–1686), а на рубеже XX в. Россия приняла участие в Китайском походе 1900 г.
и Русско-японской войне.
Понесенные потери (убитыми и умершими от болезней), которые для XVIII–XIX вв.
довольно хорошо известны, также дают представление о «приоритетах». Шведские
войны XVIII–XIX вв. обошлись России примерно в 130 тыс. чел., польские — менее
50 тыс., участие в Семилетней войне — 120 тыс., в наполеоновских войнах — около
460 тыс. (всего около 760 тыс.). В то же время в одних турецких войнах погибло
не менее 740 тыс. чел., в экспедициях на Кавказе, Средней Азии и иранских войнах
в XVIII в. 150 тыс., в иранских войнах XIX в. не менее 30 тыс., в кавказских
войнах XIX в. — 145, в Средней Азии — около 10 тыс., в Сибири и на Дальнем
Востоке — около 60 тыс. (в т.ч. 51 тыс. в Русско-японской войне), т.е. всего на
южных и восточных рубежах примерно 1140 тыс. чел.
Так что никакой особой враждебности «Европы» к России и наоборот на деле не
просматривается, налицо как раз традиционная вражда её с Востоком, и прежде
всего с Турцией. Другое дело, что кому-то это может показаться огорчительным, а
такая история — «неправильной», поскольку из таких-то и таких-то соображений
дружить следовало не с теми, и воевать — не с теми. Тому, кто по каким-то
причинам особенно не любит, допустим, немцев, или католиков, или англичан, или
протестантов, представляется, что именно с соответствующими странами России и
следовало бы бороться. Хотя более логичной и естественной выглядит точка зрения,
согласно которой, напротив, к тем или иным странам, нациям и конфессиям
следовало бы относиться в зависимости от того, какую роль они реально играли в
российской истории.
Конечно, над антипатиями обычно давлеет и ситуация настоящего момента.
Обострение отношений с той или иной страной или группой стран или устойчиво
плохие с ними отношения на протяжении жизни конкретного поколения людей
порождают соблазн перенести эту ситуацию и в прошлое, придать ей «естественное»
оправдание как явлению «онтологическому». Тогда и выхватываются из истории
отдельные «правильные» события и возводятся в ранг «судьбоносных», в то время,
как сколь угодно большое число однопорядковых им «неправильных» игнорируется.
Кроме того, людям, посвятившим себя служению определенной идее, обычно
свойственно придавать преимущественное значение «слову», а не «делу», а также
принимать первое за второе. Были ли, скажем, во второй половине XIX в. в России
основания подозревать Европу во враждебности? Были, потому что европейская