относиться к буддизму чрезвычайно отрицательно). Свобода выбора даже между столь
различными идеологиями не ограничивалась. Тот факт, что в классической
бюрократической деспотии предельно «государственная» идеология мирно
сосуществовала с предельно «антигосударственной», причем последняя могла быть
государственной религией (опять же никого ни к чему при этом не обязывая), сам
по себе достаточно красноречив (особенно при сравнении с тем, как поступлено
было с буддистами в СССР, Монголии и Северной Корее).
Совсем иное мы видим в тоталитарных системах, отношение которых к религиям тем
более закономерно, что это системы прежде всего идеологические, и идеология
поэтому есть та область, в которой они менее всего склонны терпеть альтернативы.
Тоталитарным режимам иногда свойственно стремление создать в противовес старой
новую религию — будь то культ «верховного существа», попытки реанимации
язычества или советское «богостроительство», но они обычно бывают неубедительны
и кончаются неудачей по той причине, что превращается в религию сама основная
идеология тоталитарного режима, не нуждаясь больше ни в какой другой. Все
известные тоталитарные режимы со своими «священными писаниями» в виде
произведений основоположников учения, «житийной литературой» в виде биографий их
сподвижников («апостолов»), «богооткровенными» цитатами и изречениями на все
случаи жизни, «моральными кодексами», догматикой, носящими целиком
комментаторский характер «общественными науками», «падшими ангелами» в виде
уклонистов и ревизионистов и т.п. до смешного копируют мировые религии. И это
сходство тем комичнее, что рождено не осознанным стремлением к подражанию, а
объективной логикой функционирования тоталитарного режима.
Некоторое сходство с положением господствующей идеологии в тоталитарных
обществах можно усмотреть разве что в теократических государствах, само
возникновение которых обязано идеологии. Но весьма характерно, что в чистом виде
такие государства практически не встречаются (некоторое время такой характер
носило новорожденное арабское государство, но вскоре его утратило). Тем более не
являются теократическими христианские государства (ни православные, где
взаимоотношения между духовной и светской властью определяются понятием
«симфонии», ни католические, где высшая духовная власть находится вне
государства, ни протестантские, где главой церкви может быть светский
правитель). Даже самая воинственная религия традиционного общества — ислам, при
господстве в государстве допускает веротерпимость, «религия» же тоталитарного