Из-за своей дурацкой жалости, ненавидя и себя, и того, кого жалела, Лидия танцевала, позволяла провожать себя, случалось — и целовать, лишь бы утешить, помочь. А тот, кто нравился ей и стремился к ней, так и не мог перешагнуть через стену окружающих ее несчастненьких.
Замуж она вышла тоже из жалости. Соседи пригласили ее отпраздновать День Победы. Никогда не забыть ей, как за праздничным столом в тот день переплеталась радость с горем. Тут же обнимаются со счастливыми слезами, и тут же:
— Двойняшки мои родились в один день, в один день и погибли, мина накрыла...
— Второй год лежит мой муж в госпитале, и поднимется ли? Легкое пробито, почки одной нету, правую
ногу подрезают да подрезают, господи боже мой!
— Доченька не вернулась... Невеста. Жених телеграмму прислал, с Днем Победы поздравляет, а Олечки...
— Ты мне назови хоть дом или двор какой, чтоб у кого целы все остались!
...А потом еозник на пороге, раскинув крестом руки, парень в полинялой гимнастерке с расстегнутым воротом.
— С праздником! — заискивающе произнес он. — С великой нашей Победой!
Ему никто не ответил.
— И вас также,— сказала Лидия и на свой страх и риск добавила: — Чего же вы в дверях стоите?
Хозяева переглянулись и дали парню водки:
-- Выпей, Андрей, и иди себе!
Прежде чем выпить, Андрей долго присматривался к рюмке, поднимал ее на свет, выпил и попросил еще одну: «Чтоб сразу дошло...»
Хозяйка пожала плечами, но к столу Андрея все же пригласила, придвинула закуску. Лидия поняла, что ему здесь не рады, видно, хорошо знают.
Андрей положил себе на тарелку кусок рыбы в томате и сказал:
— Жена моя хорошо рыбу готовить умела. И не только рыбу... К ней вся улица за рецептами ходила...
— Закусывай, раз выпил,— перебила хозяйка. — Все люди, как выпьют, едят, а ты.,.
Андрей будто не слышал ее:
— Будь они трижды прокляты, эти фашисты! Замучили мою Наташу. Больше жизни ее любил... Простить себе не могу, что уступил ей тогда. Увязалась за мной, хоть убей: «Ты моя иголка, я твоя нитка, куда ты, туда и я, вместе партизанить будем». Помню, я даже кулацком ее по пальцам пристукнул — она за борт кузова вцепилась. А пальчишки у нее тонюсенькие, с перстеньком.
Подарил ей к Восьмому марта... Командир смотрел на нас, смотрел, а потом рукой махнул: «Ну и настырная она у тебя, Андрюха! Пускай едет с нами!» Кто ж думал...
— Не терзан ты себя так,— сказал кто-то из гостей.
Женщина, что сидела рядом с Лидией, сказала ей
тихо, потянувшись к уху:
— Пропадает человек... До войны капли в рот не брал.
— Не брал,— подтвердил Андрей и потер пальцами лоб, кожа прошелестела, как бумажная,— до того худое, сухое было у него лицо. — Я как чувствовал: не хотел брать Наташу с собой, а она командиру...