На рассвете мы очнулись, лежа поперек постели, залитые солнцем, ласкавшим наши размягченные тела. Мы не спали ни минуты, но мне чудилось, будто в меня перетекли все силы моего возлюбленного, как, вероятно, мои в него. Я повернула голову — Лоренцо смотрел на меня, и в его глазах сиял беспредельный восторг.
— Выходит, они не обманывали, — сказала я.
— Выходит, так, — не скрывая восхищения, кивнул он и улыбнулся. — Значит, вот что они тогда с ней испытали.
Наше дальнейшее пребывание в Ватикане было сопряжено со сплошными неудобствами. Мы с Лоренцо долго не могли распроститься с последствиями несравненного блаженства, к тому же мы оба понимали, что осквернили Христову цитадель своими языческими, откровенно еретическими обрядами. До самого отъезда мы старались держаться подальше друг от друга и едва решались встретиться взглядами.
Как бы то ни было, поездка Il Magnifico в Рим не пропала втуне. Неустанные усилия Родриго Борджа и Асканио Сфорца по продвижению флорентийских политических интересов принесли щедрую жатву. Папа Иннокентий, конечно, и не думал отказываться от одобрения «Malleus Maleficarum», но в конечном итоге согласился смягчить церковную доктрину касаемо преследования ведьм. Однако более важным достижением было другое. Беспрестанное наушничество двух кардиналов Его Святейшеству настолько упрочило кредитные позиции Лоренцо в глазах Папы, что понтифик счел необходимым передать банку Медичи управление всеми финансовыми делами курии, о чем и объявил во всеуслышание.
Перед самым нашим отъездом Родриго Борджа вышел попрощаться с нами. Они с Лоренцо сердечно обнялись.
— Прощай, друг мой, — сказал Il Magnifico. — Ты оказал мне воистину неоценимые услуги.
— В стенах папского дворца поговаривают, будто Папа нынче видит те же сны, что и Лоренцо Великолепный, — с улыбкой ответил кардинал.
— Надеюсь, всем его грезам суждено сбыться, — уже запрыгнув в седло, произнес Лоренцо.
Мы тронулись в путь.
— Ах, если бы только Иннокентий мог грезить тем же, чем и я! — признался мне Лоренцо.
— Мир тогда стал бы иным, — откликнулась я.
После поездки наша жизнь во Флоренции некоторое время текла своим чередом. Лоренцо мучился тем, что никак не мог прийти к решению, когда и в какой форме сообщить братьям по Платоновской академии о нашем с ним посвящении в пагубную тайну, случившемся под ватиканским кровом. Среди членов академии были те, кто не терял надежды примирить эзотерические верования со Святым Писанием, но имелись и такие — пусть единицы, — кто открыто поносил католическую церковь.