— Катон, смотри!
Бенито указывал мне на неожиданно распахнувшиеся ворота дворца, откуда показалась длинная процессия. Составляли ее несколько дюжин вельмож, выступавших с суровым и важным видом.
— Кто они? — поинтересовалась я у Бенито, рассматривая каждого из них поочередно.
Мужи меж тем степенно рассаживались по стульям, складывая руки на коленях. Бенито пояснил, что это действующие члены Синьории и предводители городских гильдий. По скромности или богатству одежд предводителей можно было судить и об их воззрении на собственную персону. Банкиры и нотариусы увешали себя толстыми золотыми цепями, а каждый палец унизали самоцветными перстнями. Представители гильдий шелка и шерсти не кичились драгоценностями, зато их одежда из великолепных тканей без слов нахваливала лучшую продукцию своих цехов. Коренастых плотников, мясников и каменщиков можно было узнать даже под мантиями. Их выдавали и грубоватые лица: целые поколения простых мастеровых, не имея ни достаточно денег, ни нужного престижа, не могли улучшать свою породу, выбирая невест среди цвета итальянской аристократии.
Словно облекая мои мысли в плоть, из ворот Синьории выплыла благородная дама, изысканная и великолепная. Никогда еще не видела я женщины в столь пышном облачении и ослепительно драгоценном уборе.
Дальние звуки фанфар возвестили появление череды дудочников и знаменосцев, за которыми шествовали герольды, пажи и ратники — все в чрезвычайно эффектных одеждах.
— Шили по эскизам Лоренцо, — обмолвился Бенито об их платьях. — Он ко всему на празднике приложил руку.
— Кто та дама? — спросила я, не отрывая глаз от процессии.
— Лукреция де Медичи, — пояснил Бенито. — Мать Лоренцо и Джулиано.
Послышались восклицания, но довольно умеренные, если не сказать сдержанные, поскольку в воротах возник новый участник торжества, мужчина в строгом черном облачении. От боли он едва не складывался пополам, а его лицо — возможно, некогда красивое — искажала мучительная гримаса.
— Пьеро Подагрик, — не стал ждать новых расспросов мой спутник, — отец Лоренцо. Он самый главный у Медичи. Но долго он не протянет.
— Сам вижу.
— Его у нас не очень жалуют, — добавил Бенито. — Не так прославляют, как когда-то его батюшку Козимо — того даже называли Отцом Отчизны. Все у нас спят и видят, когда править начнет Лоренцо.
Пришел черед открытия настоящего торжества. Первыми показались восемнадцать рыцарей в начищенных до блеска серебряных латах и боевых шлемах. Каждый из них, по словам Бенито, представлял на празднике родовитейшие флорентийские семейства. Доспехи для рыцарей тоже придумывал Лоренцо.