— А вы бы предпочли разного рода чушь вроде торжественных клятв, испытаний, проверок? — серьезно спросила она. — Вам не могло прийти в голову, что мы за вами давно наблюдаем? Или то, что любая организация настолько сильна, насколько может действовать экспромтом?
— Да, но…
— А что касается предательства… Где мы сейчас находимся?
— Под Олд-Сити.
— Но где именно?
— Я не знаю. Было темно, и столько этих сумасшедших туннелей.
— Хорошо. А кто я такая?
— Вы просили называть вас Дж’Квилвенс.
— Да, но кто я? Где бы вы могли найти меня?
— Не знаю.
— Вот видите, из вас вышел бы плохой предатель.
Она пригладила свое зеленое платье.
— Кроме того, у нас были причины доверять вам. Вы прошли свое испытание в момент нашей встречи.
Он кивнул. Она начинала нравиться ему.
— Вот здесь вы ошибаетесь. Я только защищал себя. К тому же Виллисоуну не вы были нужны.
Она улыбнулась.
— Вам еще предстоит многое узнать о вашем потенциальном шурине. Вы ведь даже не догадывались, что он работает на Дж’Вилоба. Виллисоун — трудный ребенок, — задумчиво добавила она, а через минуту спросила: — Вы влюблены в его сестру?
— Послушайте, — быстро сказал Норм, — вы собирались рассказать о деятельности вашей организации.
Дж’Квилвенс улыбнулась. Она зажгла две палочки благовоний и вручила одну Норму. Затем устроилась поудобней, втянула ароматный запах дыма и в конце концов начала говорить. Она была похожа на маленькую девочку, которая рассказывает все, что ей взбредет в голову.
— Это началось еще в XX веке. Тогда проницательность еще была присуща психологическому состоянию мира. Это было до того, как маховик пропаганды вышел из-под контроля. Человек еще имел представление о том, какие мысли приходят ему в голову и откуда они берутся. Тогда понимали, что некоторые народы страдали коллективным помешательством — паранойей, шизофренией, регрессивными явлениями.
Однако, сознавая это, упускали из виду более важный момент. Лишь немногие понимали, что психопатология как наука оказалась намного действеннее, чем обычная психология, так как первая была правдивее. С самого начала человек вел себя, как ненормальный, верил в вещи, которых не существовало на самом деле, клал в основу своих доводов сверхъестественные силы, в которых не было и зерна правды, возвеличивал свои предрассудки и чудачества, превозносил свой маленький личный опыт до космических масштабов. Вся цивилизация была одной гигантской историей болезни.
И только горсточке сомневающихся удалось найти друг друга. Они излагали друг другу свою точку зрения на мир и становились уверенней в справедливости своих подозрений. Они говорили: «Мы не похожи на обычных психиатров, которые пытаются сделать больных маньяков здоровыми маньяками. Мы предпочитаем рассматривать человека на фоне Вселенной. Мы понимаем его ничтожность и бедность, хвастовство и раболепство, его вопли и ворчание. Мы хотим научить его смеяться над собой. И в один прекрасный день мы вылечим его».