Он стоял на обочине большой дороги, оставив гномов возмещать путевые нехватки пива в ближайшей корчме, и смотрел на северо-запад, туда, где дорога исчезала в серых далях, словно сливаясь с затянутым низкими сплошными облаками горизонтом. С севера дуло, и хоббит зябко ёжился, кутаясь в свой видавший виды дорожный плащ. Только тут, оказавшись в нескольких днях пути от дома, он вдруг понял, насколько ему надоели все эти бесконечные и, в общем-то, безрезультатные странствия. На пустом перекрёстке было тоскливо и неуютно, вокруг лежала чужая земля – что ему делать здесь? Никуда Фолко больше не хотел, ни в Аннуминас, ни тем более в Ангмар – пора было возвращаться на родину. Там уже свозят в амбары репу и брюкву, морковь и капусту, отбирая самое лучшее для октябрьской ярмарки; дядюшка Паладин без устали снуёт взад-вперёд по двору, то и дело принимаясь распекать ленивых молодых хоббитов, а под большим пивным котлом уже раскладывается огонь, и отборный ячмень уже приготовлен, и отпираются шкафы с праздничной посудой, а в кухне булькают и пыхтят добрых два десятка кастрюль, и тётушка командует своими непоседливыми невестками; а на косогоре над рекой собрались его товарищи – Роримак и Берилак, Сарадок и Горбулас, Многорад и Отто, Фредегар и Тоддо – позабавиться метанием стрел, расставлены разноцветные щиты с мишенями, и Фредегар уже выкатывает пузатый пивной жбан; а на вечер намечены танцы, стирается пыль с труб и барабанов – летом, в страду, не до них… Ух, как хочется домой! И тут невесть откуда взявшаяся сосущая боль в сердце заставила его решить тотчас же: пусть гномы думают о нём всё что угодно – он должен побывать в Бэкланде, прежде чем – возможно! – пустится в новые странствия. Должен поспать под родной крышей, показаться семье и друзьям… Милисенту увидеть… Что с ней, как она, а главное – с кем она? Может, уже замужем давно…
Хоббит повернулся и зашагал прочь от реки, прочь от моста, обратно по бревенчатым мостовым к одному из постоялых дворов, где они остановились. Миновал торговую площадь, полную шумной, деловито продающей и покупающей толпы, вот и нужные ворота, вот и потягивающие пивко друзья, и пенится кружка в руке, и… как сказать им, что их дороги расходятся? Фолко не решился и отложил разговор до утра.
Остаток дня минул в сладостном ничегонеделании. К вечеру из затягивавших весь день небо серых туч посыпал мелкий дождик. Фолко сидел у камина, и на душе у него незнамо от чего становилось всё мрачнее и мрачнее. Что-то говорило ему, что он ещё не скоро увидит милый Бэкланд; в пляшущих язычках огня ему вдруг почудились пылающие стены какого-то города, и холодной змеёй в душу вползло тяжкое предчувствие беды. Гномы безмятежно сопели, а хоббит всё сидел и сидел, подбрасывая дрова в огонь, точно боясь оказаться в темноте. Зловеще завывал где-то на чердаке ветер; словно чья-то сухая рука, скреблась в окно ветка росшей во дворе яблони. Что-то скрипело и ворочалось по углам, хлопала неплотно прикрытая ставня – во всех обычных звуках большого дома хоббиту чудилось приближение какой-то злобной, ненавидящей всё живое силы; он поспешно забрался с головой под одеяло, и это неожиданно помогло, он тотчас провалился в забытьё.