– Зеркала… Линзы… это ты с нашими набольшими говори, коли так много знаешь, – пожал плечами Рагнур. – Нам осталось развести огонь… и ждать.
Они так и поступили. Когда отряд спустился с горы, Фолко с изумлением увидел, что вершина, вздымавшаяся на добрые шесть сотен футов, словно объята пламенем; огонь там пылал много ярче солнца. Такое пламя приметно за многие лиги… днём и ночью, в любую непогоду и при самом ярком свете…
– Теперь ждём, – повторил Рагнур.
Первое, что сделал хоббит, вернувшись в лагерь, – взялся за перстень Форве. Свет, Свет, загадочный Свет, лившийся откуда-то с недальних южных пределов, – что с ним? Всем своим существом Фолко чувствовал этот напор; каждое слово, каждый жест спутника вызывали раздражение, всё время хотелось ответить чем-то обидным, резким. Постоянно приходилось сдерживать себя, чуть ли не ежесекундно напоминая: это тебя пытаются заставить ненавидеть… кому-то очень нужно, чтобы вы вцепились друг другу в глотки… не поддавайся, держись, держись во что бы то ни стало!
Он знал, что остальные чувствуют то же самое. Тяготы дороги помогали гасить ссоры в самом зародыше, но теперь, когда отряд остановился на берегу лазурной бухты, всё накопившееся может прорваться, и… Фолко вздрогнул, представив, как выясняют отношения Торин и Малыш.
Он должен дотянуться! Должен! Бойня, случившаяся двенадцать дней назад, нелепая и странная битва – явно от того же выжигающего рассудок жара! Он, Фолко, должен почувствовать его! Обязан!
…И вновь, повинуясь напряжённой, точно струна, воле, устремился в полёт радужный мотылёк.
Чёрная земля, тёмно-синее небо, почти не отличимое от земли, – и бьющий прямо в глаза, острый, словно копьё, луч света. Ничего не осталось в этом мире, только чёрная безжизненная земля да синее беззвёздное небо. Фолко казалось – он провалился в бездонную яму времён, угодив аккурат в те года, когда нагнанные Мелкором тучи заволокли всё небо Средиземья, – и в этой мгле, скрывавшей свет солнца и луны, проснулись, согласно одной из легенд, Перворождённые, эльфы…
На сей раз боль оказалась сильнее. Она возникла в первый же миг полёта; и, не отступая, всё усиливалась – с каждым мгновением. Слепящий свет не давал ничего увидеть вокруг; Фолко мнилось – под ним расстилаются горы, но вот изломанная чернота внизу, которую он принял за пики хребтов, сменилась гладкой тьмой равнин – и с этих равнин рвался в тёмное небо узкий, как стилет ночного убийцы, луч света…
Хоббит попытался проникнуть ещё дальше – но нет, сопротивление слишком сильное. В голове гремели кузнечные молоты, словно вся Мория разом встала к наковальням.