— Дурак ведь без понятия, — продолжал Харламов, обращаясь к человеку в пенсне и глядя на него со скрытой враждебностью. — Мало ли чего ему в голову влезет! Вот, к примеру, был у нас в сотне, еще в германскую, один казачок. Ну, не так чтобы очень дурной, а, как говорится, с-под угла мешком вдаренный. Да. И вот попадись ему точь-в-точь такая граната. У немца взял. Так он, стало быть, надумал ее в хате разряжать. Так от хаты одна труба осталась, и петух почему-то живой: видать, в трубу вылетел. Был белый, а стал черным, как грач. Да… А за так она нипочем не взорвется. Как хошь ее верти… Вот. Только с рук не роняй.
Харламов высоко подбросил гранату и ловко поймал ее в руки.
Пассажир в четырехугольном пенсне схватил свой саквояж. Бормоча, что ему нужно дать телеграмму, и часто оглядываясь, он поспешно направился к выходу.
В купе стало пусто. Только сидевшая в уголке женщина, прижав ребенка к груди и уронив голову, сладко спала.
— А вы бы, товарищ Харламов, все же поосторожнее с ней, — опасливо сказал Вихров, показывая на гранату. — Долго ли ее уронить!
Харламов откинулся назад и захохотал.
— Так она ж без запала!.. Гляжу, одни спекулянты по лавкам сидят. Ха-ха-ха!.. «Ну, — думаю, — нехай отсель выгребутся». А этот-то в очках… ха-ха-ха!. телеграмму схватился давать… Я ж, товарищ командир, этих буржуев насквозь вижу. Я вот к нему боком сидел, а видел, как он на меня змеем глядел… И чтой-то мне его личность показалась знакомая! Видать, где-то встречались. И до чего ж некоторые смерти боятся!
Говоря это, Харламов достал с самого дна переметной сумы небольшую шкатулочку и поставил ее себе на колени. Поискав в ней, он нашел фотографию и, мельком взглянув на нее, подал Вихрову.
На фотографии была изображена группа бойцов. Впереди стоял сам Харламов с обнаженной шашкой в руках. Рядом с ним снялся высокий молодой командир с широким, полным лицом.
Вихров сразу же узнал его и вспомнил, как этот командир, тогда еще курсант, помог ему однажды оседлать строптивую лошадь.
— Ну как же, я его знаю, — сказал он. — Только фамилии не помню. Он пятого выпуска. В прошлом году кончил курсы. А где он сейчас? В четвертой Дивизии?
Харламов отрицательно покачал головой.
— Нет… Убили его под Ростовом. Пикой в живот… Я, товарищ командир, тоже весь побитый. Пять ранений имею, а доси живой. — Он снял фуражку и показал глубокий малиновый шрам. — Вот под Воронежем получил. Меня было уж и хоронить собрались. Ничего, отошел. В госпитале, конечно, полежал… Стало быть, ни шашка, щж пуля меня-не берут. Ну а если и убьют, так за народное дело. Не я первый, не я последний.