— Значит, не хочешь брать? — спросил Ушаков, глядя на Карпенко со скрытой усмешкой.
— Прошу ослобонить, товарищ комиссар. Ну их! С ними, с корнетами, только наплачешься.
— Ну как хочешь… А ты, Ладыгин?
— А мне дайте одного, — попросил Иван Ильич. — У меня первый взвод без командира.
— Так вы, значит, с Петроградских курсов? — спрашивал Иван Ильич, доброжелательно оглядывая Вихрова, который чем-то напоминал ему сына, погибшего в начале гражданской войны. — Что ж, хорошие курсы… Ну, а командовать вам приходилось?
Вихров ответил, что был старшим курсантом.
— Вот это добре, — сказал Ладыгин. — Практика — великое дело… Так вот, товарищ Вихров, поимейте в виду, что наши ребята, конечно, не курсанты и с дисциплинкой у нас слабовато. Так что постарайтесь прибрать взвод к рукам.
Он вынул из кармана записную книжку, вырвал лист и стал писать записку.
— Ну что ж, заступайте на первый взвод, — продолжал он, свертывая записку и подавая ее Вихрову. — Помощником у вас будет взводный Сачков. Старый солдат. Он сейчас временно командует взводом. Передайте ему ату записку, примите взвод, а после приходите оба ко мне. Да поимейте в виду, что через два часа выступаем в Ростов… Крутуха! — позвал он ординарца. — Проводи товарища командира до Сачкова.
Вихров и Крутуха вышли на улицу. У соседних, обсаженных тополями дворов чей-то простуженный голос кричал:
— Маринка, слышь? Передай врачу, чтоб бричку под сахар налаживали!
Ему, видимо, что-то ответили, потому что на этот раз голос закричал громко и сердито:
— Ну да, проспал! Это вы спать горазды! Давай скорей! Там уж, факт, дожидают!
Крутуха, по всей вероятности, узнал голос, потому что усмехнулся и покачал головой.
— Кто это кричит? — поинтересовался Вихров.
— Да лекпом наш, Кузьмич, очень даже интересный человек.
Они вышли к крайнему порядку дворов.
— Сюда, товарищ командир, — показал Крутуха на ворота большого дома под железной крышей.
Вихров вошел во двор.
Перед выстроенным в две шеренги взводом суетился немолодой уже маленький рыжеватый человек с кривыми ногами.
— Будете вы меня слушать или нет? — тонким голосом бойко кричал он, петухом наступая на взвод. — Вы знаете, кто я такой? Нет? Ну, вот ты, Лопатин, к примеру, скажи, — подступился он к стоявшему на правом фланге Лопатину. — Скажи мне, кто я такой?
— Известно кто, — улыбаясь, ответил Митька Лопатин, — взводный Сачков.
— Взводный Сачков! Хе! — передразнил тот. — Вот и не знаешь. Я есть ваш отец, а вы мои дети. Понимаете? Вот! И вы должны меня слушать, а не безобразничать. Вот!.. И куда это годится? — приседая и разводя руками, продолжал он. — Не поспели заехать в деревню — и все ударили по молоку! Разбежались по хатам! Оглянулся — один Лопатин едет. Да и тот только потому едет, что животом болеет. Рази это порядок? А? Будете вы меня еще подводить, я вас спрашиваю?.. Комэск ругается, трибуналом грозится. Распустились, понимаете!.. — Сачков остановился, отер пот на лбу рукавом, расправил рыжие усы и, неожиданно сбавив тон, спокойно проговорил: — Вот чего я вам скажу, ребята: давайте по-хорошему. А? Тогда и я буду хороший. Так-то лучше.