— Лежи тихо! — с повелительной ласковостью сказал над ним молодой женский голос.
Потом к нему кто-то склонился, и он увидел круглое лицо с небольшим носиком и спускавшейся на низенький лоб затейливой челочкой.
— Кто ты? — спросил он.
— Я? Дуська. Не признал, что ль, соколик?
— Ты в околотке работаешь?
Дуська засмеялась, показывая мелкие ровные зубы.
— Чудно! Я с ним всю дорогу еду, а он, синеглазый, будто в первый раз меня видит… Ну как, полегчало тебе?
— Постой, Дуся, а почему я лежу?
— Так тебя же Махно подранил.
— Ах, да! — воскликнул Вихров и вдруг вспомнил все с отчетливой ясностью.
Теперь он узнал и сидевшую рядом с ним маленькую и кругленькую, как шарик, санитарку с мощной на диво грудью и всегда веселым лицом.
— Слушай, Дуся, из моих ребят никого не убили? — спросил он с тревогой.
— Ты за тот раз говоришь? — наморщив лоб и что-то соображая, спросила она. — Нет, тогда никого. Только Леонова по руке зацепили. А вот недели две назад был сильный бой с Махно, так Митьку Лопатина здорово в голову поранили. Ну а сейчас он ничего, во взвод вернулся… Мы думали, помрешь ты, — помолчав, заговорила она. — Здорово они тебя по голове саданули… Мы всю дорогу — я, Маринка и еще одна новенькая — едем с тобой.
— Какая новенькая?
— У Махно отбили. Сашей звать. Вот хорошая девочка! Ласковая да добрая. Учителева дочка. Я таких еще не видывала… Это она и упросила, чтоб тебя вместе с полком на линейке везли. Врач-то хотел тебя в Екатеринославле оставить.
— А разве мы проехали его?
— Здрасте! Эва хватился! Да мы уже к Елисавет-граду подходим. Спешим. Верст по семьдесят чешем. Пилсудский Киев забрал. Слышал небось?
— Какое же сегодня число?
— Двадцатое мая.
— Как же вы эту новенькую отбили? — поинтересовался Вихров.
— Да так и отбили. Тут, видишь, дело какое. Саша-то у бабушки жила. А та померла. Ну, куда ей деваться? Знакомых в городе нет. Давай домой пробираться. А тут деньги вышли. Нуте-ка… Да. Пошла на базар шубку продавать. Ну а махновцы и залобовали ее. Привозят до самого злодея. Он ее сильничать хотел, а она с ножом на него. Хотела в сердце, да в руку попала. Говорят, он досель подвязанный ходит. Нуте-ка… Да вот, значит, она его ударила, а он, злодей, приказал ее живой в землю зарыть. Тут аккурат мы подоспели. А злодеи дом запалили. Миша Казачок ее почти мертвую вынес. Всю побили, проклятые. А волосики на затылке как есть все были повыдерганы… Комиссар Ушаков хотел ее по просветительной части, а она ни в какую. «Хочу, — говори — быть в строю». Ну и в санитарную часть определили. Теперь она у нас заместо сестры. Лопатин ее раньше знал, вместе в поезде ехали. То-то они друг дружке обрадовались!.. Там еще одного человека отбили. Очень серьезный товарищ. Партийный. Товарищ Гобаренко — фамилия. Он у нас теперь по хозяйственной части. Квартирмистом. Ребята наши им очень даже довольны. Заботливый. Мне вот буденовку новую дал…