Позади него послышался топот. Вихров оглянулся. К нему подъехала Маринка.
— Алеша, замерз? — спросила она.
— Да нет, не очень, — отвечал он, стараясь приободриться. — А что?
— Не скромничай. Смотри, какой ветер! На, надень, — предложила она, подавая башлык.
— Где ты взяла?
— Митя, как на курсы уезжал, мне оставил.
— Ну спасибо, Мариночка, — поблагодарил Вихров, принимая башлык.
Впереди показались разбросанные в степи постройки какого-то хутора.
По рядам прошло оживление: из головы колонны передали приказ становиться на большой привал.
Несмотря на конец октября, в Севастополе стоял теплый солнечный день. Синий простор моря, уходя в глубину и раздаваясь все шире, сливался у горизонта с бездонно голубым куполом неба. Солнце отражалось в воде, и казалось, в набегавшую зыбь сыпались золотистые блестки.
На бульваре, где играл военный оркестр, медленно двигались навстречу друг другу вереницы людей. Над толпой плыл целый цветник летних зонтиков.
Тут же за столиком летнего кафе сидели два офицера. Один из них, полный полковник в белой черкеске, то и дело вытиравший платком потное лицо и лысую голову, скользил взглядом по пестрой, звенящей шпорами нарядной толпе. Другой, войсковой старшина [38], в английском френче с большими карманами, тоже не старый еще человек с подслеповатыми, как у крота, крошечными темными глазками, наблюдал двух английских морских офицеров, которые, безмолвно презирая всех и все, с высокомерным видом приканчивали вторую бутылку мартеля.
Лакеи-татары, мелькая черными фалдами, бесшумно сновали между столами.
— Ты только погляди, Григорий Назарыч, — зашептал войсковой старшина, потянувшись к полковнику. — Третью бутылку коньяку начинают.
— Кто?
— Англичане.
— На это они мастера, — сказал полковник, оглядываясь. — А ты что же не пьешь, Крот? — спросил он, величая приятеля по кличке, полученной им еще в корпусе, где они когда-то вместе учились. Полковник налил рюмки. — Ах, канальство? — продолжал он, глядя на текущую мимо толпу. — Ты только посмотри, сколько блеску! Глаза разбегаются… А гвардеец-то, гляди, гляди, как вышагивает! Прямо петух, только что хвоста нет. А появись красные — один пшик, и ничего не останется. Каждый будет рад спасти свою шкуру.
— Что ты о красных заговорил? Разве на фронте так уж плохи дела? — спросил войсковой старшина.
— А что хорошего? Мобилизация-то провалилась.
— Совсем?
— Да почти. Я читал на днях в штабе донесение генерала Анциферова. Он пишет, что в Ново-Алексеевке из двухсот семи мобилизованных крестьян осталось на восемнадцатое октября сто. Остальные дезертировали.