Двое — невысокий старик с морщинистым лицом в ветхой войлочной шляпе и широкоскулый мальчик с выгоревшими добела волосами — медленно брели обочиной пыльной дороги. Большой рыжий пес, высунув язык и деловито перебирая лохматыми лапами, шел рядом с ними.
Перед путниками расстилалась желтоватая степь, отливавшая золотым дрожащим блеском. Раскаленный воздух был неподвижен. Вокруг ни тени, ни облачка. В чахлой траве с поникшими чашечками белых, желтых и лиловых цветов трещали кузнечики.
Временами старик останавливался, оттыкал тыкву-баклажку, висевшую на ремешке через плечо, и, к явной зависти собаки, давал мальчику глоточек воды. Потом старик отирал пот с лица и из-под руки посматривал вдаль. Степь бесконечная, сухая и ровная, казалось, убегала от взгляда. Было знойно и душно.
— Дедунь, скоро? — спросил мальчик.
— Да уж скоро, скоро, потерпи, мил человек, — отвечал старик глухим голосом, бросая на внука ласковый взгляд. Он снял шапку и вытер лысую голову рукавом длинной, подпоясанной веревкой рубахи. — Вот ужо до Волги дойдем, соли достанем, бабуне принесем. То-то возрадуется! — продолжал он с выражением чрезвычайного благодушия на бородатом лице. — Какой же ты мужик, коли спрашиваешь? Аль занемог?
— Нет, я ничего, — сказал мальчик, посмотрев на деда большими круглыми глазами.
— Ну а раз ничего, то и шагай бодрей, мил человек!
Мальчик тут же прибавил шагу, но старик тронул его за плечо, словно бы говоря этим движением, что силы надо беречь и особенно торопиться не нужно…
Солнце стояло теперь над самой головой, изливая на землю целые потоки горячего света. Вокруг наступила тишина. Даже смолкли кузнечики. Птицы забились в траву. Все живое притаилось и замерло, задыхаясь от зноя, и старик все чаще посматривал вдаль, где струилось над холмами туманное марево.
— Гляди, никак родничок? — произнес он с надеждой, приметив вблизи небольшую лощину, заросшую зеленой осокой.
Мальчик выбежал вперед. Из-под его ног шарахнулось что-то. Он вскрикнул и тут же улыбнулся своему испугу. Широко разинув клюв, в траве сидел коростель. Буровато-серые перышки стояли дыбом вокруг его большой головы.
— Дергач, — сказал старик. — Пить хочет. Ишь как его разморило, сердешного!
— Дед, а чего он не летит? — спросил мальчик, с любопытством глядя на птичку, которую ему впервые приходилось видеть так близко.
— Не мастак. А бегает шибко. Тебе не угнаться.
Старик присел и почти черными от загара, жилистыми руками раздвинул траву. От земли пахнуло жаром. Пес попробовал было лизнуть горячую грязь, но заскулил, отошел и прилег в стороне, поглядывая на людей печальными глазами.