Он наконец взглянул на нее.
— Что это значит, миледи? — холодно спросил он.
Эмма так надеялась, что бумаги скажут сами за себя, что ей не придется ничего объяснять.
— Я виновата перед вами.
Сердце Теодора даже не дрогнуло.
— В чем? — ему было необходимо выяснить, что именно она знает.
— Во всем. Вы не компрометировали меня, вы не игрок и не содержите любовницу в одном доме с женой. Я… поторопилась с обвинениями.
Теодор выжидал.
— Надеюсь, вы сможете простить меня, — твердо договорила она, глядя ему в глаза. Уж извинения-то он заслужил!
— Вы поверили мне? — недоверчиво спросил он, не видя необходимости сообщать, что знает, почему она наконец перестала обвинять его во всех грехах.
Никаких правдоподобных объяснений у нее не было заготовлено.
— Я подслушала ваш разговор с братом, — пришлось признаться ей. Несколько секунд Теодор смотрел ей в глаза, потом подошел к камину и бросил бумаги в огонь. Эмма сдавленно вскрикнула и широко раскрытыми глазами уставилась на мужа.
— Теперь все снова ваше, — сказал он резко.
Эмма медленно опустилась на стул, предложенный ей ранее. Прошло довольно много времени, прежде чем она произнесла:
— Нет, все деньги лежат на вашем счете. И свидетели знают, что я все перевела на ваше имя. Герцог и герцогиня Клермонт, моя мать, мой поверенный. Они знают.
— Знаете, миледи, это будет странно: вы будете доказывать, что все перевели на меня и вызывать по этому поводу свидетелей, а я буду ото всего отказываться и говорить, что ничего не было, — неожиданно улыбнулся он. Теодор сел в кресло. — Как только я окажусь в Лондоне, все снова будет вашим, нет надобности в такой жертве.
Эмма собиралась возразить, но не успела.
— Неужели мы теперь каждую неделю будем гонять лошадей в Лондон, чтобы доказать, кто из нас благороднее? — спросил Теодор. Он отвернулся и уставился в окно.
— К тому же мне претит принимать подобный подарок от женщины, которая не верила мне. Легко вам дался этот жест теперь, когда вы знаете, что я не растрачу ваше состояние за один год.
Теодор прав, неожиданно поняла Эмма. Она так легко рассталась со своим состоянием, потому что поверила в доброту и порядочность Теодора. Он не будет жадным, никогда не ограничит ее трат, он не играет в карты и не содержит любовниц.
Эмма молчала, понимая, что не посмеет вручить все снова Теодору, когда он переведет все обратно на нее.
Теодор встал, снова налил себе вина, подошел к окну. Некоторое время он смотрел на солнце, половина которого уже скрылась за горизонтом.
— Позволю себе упрекнуть вас, миледи, — наконец сказал он и повернулся к ней. Эмма грустно взглянула ему в глаза: он имеет право на что угодно, и уж тем более на упреки.