Молодой вельможа, наверняка воин, несмотря на отсутствие доспехов и мундира, поразил Марвета не только грозными речами и необычной прической: лоб и виски приезжего были гладко выбриты, густые, пышные бакенбарды ярко — рыжего цвета доходили почти до подбородка, а на прилизанном затылке болтался одинокий хлыстик тонкой короткой косички, весьма смахивающей на крысиный хвостик. Он говорил как‑то не так, как привыкли изъясняться чиновники или королевское воинство, все время оглядывал двор из окна и ни минуты не стоял на месте, постоянно перемещался, как будто кого‑то поджидал и был чрезвычайно расстроен чьим‑то непредвиденным запозданием. В общем, господин показался сотнику довольно странным, но Марвет был не в том положении, чтобы задавать вопросы и сомневаться в полномочиях посланца самого короля. Официальная грамота, скрепленная королевской печатью, определила сразу позиции собеседников. Нервничающий мужчина со странной внешностью мог ругаться и задавать вопросы, а он, жалкий сотник из городка Лютен, мог лишь краснеть, обкусывать со злости усы, отвечать, когда его спрашивали, и благодарить Небеса, что вельможа устраивал разнос в его покоях, а не на дворе, на глазах у его подчиненных. Ополченцы уважали своего командира, но в любом стаде непременно найдется завшивевший баран с предлиннющим языком, который или умышленно, или по глупости своей выметет сплетню за ворота казармы и разметет ее по всей округе.
— Что молчишь как воды в рот набрал? Или, может, ты на умишко слабый?
Вельможе наконец‑то надоело кричать и метаться по зале. Он сел на край дубовой скамьи и, опершись спиною о сомнительной чистоты стол, не мигая уставился на притихшего Марвета.
— Зря вы так, господин хороший, напраслину почем зря возводите, а ведь я уже…
— …Двадцать, или сколько‑то там еще лет, верой и правдой короне служу, кровь проливаю, за службу радею и дело свое исправно выполняю, — закончил вельможа за сотника речь. — Ты это хотел сказать? Видишь, я все наперед знаю, знаю, потому что уже не впервой подобную песню слушаю. Ты не первый старый, одряхлевший лежебока — сотник, которого я на чистую воду вывожу. Что глазенки разгорелись: правду обидно слушать или жалко с тепленьким местечком расставаться? А что, ты ведь в этом захолустье персона важная, третьим, а‑то и поди вторым человеком после графа себя мнишь!
— Зря вы так, — выдержав пристальный взгляд зеленоватых глаз, повторил Марвет. — Я за место свое давно не держусь, стар уже стал для ратной службы. Да вот кто в округе порядок поддерживать будет? Охотников много, а вот умельцев в помине нет. Ребята мои, хоть честные парни, да только плохо еще обучены. Разбойники же, как старый граф ослаб и из замка показываться перестал, совсем обнаглели. Городку нашему да селам окрестным и так туго приходится, а как меня пинком под зад… одним словом, совсем невмоготу будет. Вы как считаете нужным, так и решайте, господин хороший, да только я королевских денег не брал и ребята мои их не трогали, напраслина все это…