Остановившись, смотрю вперед. Там из подворотен уже выползали, торопливо выстраиваясь на моем пути, зеленые великаны…
— Сдавайтесь, — загремело вдруг так, что в окнах ближайших домов задребезжали стекла, — вы окружены!!!
Над выросшим передо мной бронированным забором, разрисованным алыми розами, замечаю раструб известного армейского болтуна — полевого громкоговорителя.
— Выходите… — неслось из него не без ноток истерии. — С поднятыми руками, по одному!!! В случае добровольной сдачи…
Заминка. И на всю улочку раздается шелестение бумаги — обладатель громового голоса сверял свои задушевные вопли с заранее подготовленным текстом…
— Добровольной сдачи… Э-э… Вам… гарантируется… жизнь!!!
Воцарилась тишина. Откуда-то из соседнего двора с испуганным хлопаньем крыльев взвилась в небо голубиная стайка, унеслась прочь.
Десятки блестящих глаз внимательно рассматривали меня сквозь щелки в бронированном заборе. Неужто те, кто притаился за ним, ожидали, что вот, сию минуту, распахнутся заклиненные крышки люков выкрашенного в цвет «коррида» красавца, и из них, во всем своем великолепии, явится убитый экипаж?
— Сдавайтесь, — тем временем завелась пластинка по новой…
И Виктор, сидящий по пояс в воде (натекла через пробоину во время моего заплыва), заряжающий и радист, в поисках местечка посуше сгруппировавшиеся на ворохе стреляных гильз, и даже Товарищ Майор, висящий вниз головою, еще раз вынуждены были прослушать туфту насчет гарантированной жизни. Лукавый голос обещал то, чего на самом деле никто уже не мог выполнить. Поэтому на лицах моих мертвяков читалось скорее ироническое выражение…
Итак, мир, притаившийся за стальным забором, вновь ожидал от меня небывалых чудес! Мир был неисправим.
Делать нечего, я повернулся и, на словах «выходите с поднятыми», вошел в стену оказавшегося напротив дома — изуродованного десятками ремонтов инвалида с отвисшей челюстью балкона, поддерживаемой худосочными столбиками. Шагая по валяющимся под ногами детским игрушкам, разбрасывая чреватые одеждой и посудой шкафы, отодвигая в сторону кровати, на которых, воздев руки, сидели старухи с безумными лицами, опрокидывая телеящики, набитые накрашенными, тараторящими без умолку мужчинами и женщинами, бронеколоннами, барражирующими над городом вертолетами, я прошил домишко насквозь… Накрытый мрачною тенью огород выплеснулся мне под ноги. За ним поднималась стена из красного кирпича, имеющая такой вид, точно возле нее кого-то расстреливали.
Сквозь эту стену я выбрался на параллельную улицу отряхнулся и, не в силах совладать с экстазом движения, врезался в стеклянную витрину, сорвав закрывавший ее изнутри багровый бархат…