, мрачно светившему из-под капюшона. Он
все-таки пришел. Как он осмелился? И кого он очаровал, чтобы его допустили в орден? Констанцию, которую так испугал, когда она впервые увидела его за дверью буфетной Сперанцы? Маловероятно. А как насчет Биллиама? Думаю, что нет. По словам Сперанцы, юноша склонен привлекать в орден женщин, а меня поддержал лишь по ее настоянию. Кого же тогда? Впрочем, это не имеет значения, дело-то сделано. Он
был там. В этом сомневаться не приходилось, и, к моему огорчению, столь серьезный обряд, в котором мы оба должны были принять участие, не предусматривал дискуссий. Я так долго ждал встречи с этим человеком, что теперь, признаюсь, мне всерьез хотелось послать подальше всех адептов и взять Тамблти за грудки.
Тем не менее я молча опустился на колени рядом с этим человеком. И прежде чем я понял это, началось наше посвящение. Тамблти исполнял ритуал первым, с собачьей преданностью делая все, что велел ему Иерофант. Мне, в свою очередь, приходилось повторять все за ним.
Ничего другого не оставалось, кроме как стоять на коленях и ждать. И я наблюдал, так что здесь я могу записать простым и ясным языком все, что происходило. Невозможно себе представить, но это происходило.
Иерофант — высокий, худощавый и довольно привлекательный мужчина, несмотря на шрам, проходивший от уголка его рта вверх по левой щеке,[131] направился к тому месту, где мы вдвоем стояли на коленях. Он заговорил, но настолько пространно, что я не способен полностью передать его слова на бумаге. Могу лишь сказать, что речь шла о понятиях очищения и осуждения, а также о тех обрядах, которым нам предстояло вскоре подвергнуться, пройдя метафорическое взвешивание наших собственных сердец, каковое и являлось посвящением в орден. Вернее, все это сводилось к метафоре, реализующейся в астральной плоскости и не воспринимаемой на физическом уровне. Новообращенному требовалось лишь следовать обряду, чтобы была проведена метафорическая работа по взвешиванию сердца, после чего, как я предполагаю… Нет, я ничего не могу предполагать, могу лишь изложить то, чему я был свидетелем, когда астральная и физическая плоскости столкнулись и метафора зримо и ощутимо проявилась в конкретном человеке, американце Тамблти.
Ф. Ф. в качестве Керикиссы велела нам — мне и Тамблти — преклонить колена на скамеечках для молитвы, что мы и сделали. Перед нами находился стол-алтарь, на котором были разложены разнообразные ритуальные предметы — золотые весы, куколки шабти, систры и так далее.[132] Иерофант принялся пространно истолковывать символику того, что нас окружало, включая ритуальные предметы. (По большей части он был точен.) На весы предстояло положить перья истины и отчет о жизни каждого из нас, дабы стоящий рядом Биллиам мог зафиксировать полученные результаты. К счастью, здесь не было никаких Пожирателей Сердец, готовых съесть наши жизненно важные органы, если бы кого-то из нас сочли недостойным и подлежащим отправке в Тартар.