— Салли, вы не познакомите меня с вашей компанией? Или вы предпочитаете, чтобы я познакомился с ними сам?
Она кивнула, склоняясь к тому, чтобы он сделал это сам. Маркс, оставляя Салли, дал знак бармену подать даме еще стаканчик.
— Простите, джентльмены, — обратился он к молодежи, стараясь, чтобы в его тоне не было и намека на иронию. Это были совсем юнцы, и они все дружно повернули к нему свои розовощекие лица. — Я лейтенант Маркс из полиции. — Он заметил, как один из них бросил опасливый взгляд на стоявшую перед ним кружку пива. Несовершеннолетний, догадался Маркс. Джони не мешает следить за этим. — Это обычная проверка фактов. Вы ведь слышали о вчерашнем убийстве? — Ребята дружно закивали. — Мистер Мазер виделся с доктором Бредли до того, как зашел к вам. Кто-нибудь из вас помнит, в котором часу это было?
Судьба Мазера зависела от того, есть ли чувство времени у этих юнцов. Для Маркса это было началом игры. — О чем вы тогда говорили?
— О Т. С. Элиоте.
Кто-то из них фыркнул, найдя забавным, что с полицейским можно говорить об Элиоте.
— В мои дни мы Элиота не проходили, а вот «Полые люди»[8] снова дают о себе знать.
— Вчера вечером мы обсуждали стихи о Суини, сэр. — Маркс расценил это, как согласие принять его в свой круг.
— «Суини среди соловьев»,[9] — пробормотал он как бы про себя и тут же подумал, что ему более не следует хвастаться своей эрудицией.
— Скажите, мистер Мазер действительно почитатель Байрона?
— Нет, сэр. Насколько я знаю, он терпеть не может Байрона. Я хожу на его лекции английской поэзии и очень хорошо знаю это. Он считает, что Байрон из тех, кто любит выставлять напоказ свои переживания, и к тому же он фальшив, бабник и вообще плохой поэт.
— А последнее просто непростительно для мистера Мазера, не так ли?
Молодые люди дружно рассмеялись.
— Как вы думаете, почему он вам вчера читал Байрона?
Все переглянулись. Один из них, взяв на себя инициативу в этом разговоре, высказал, должно быть, их общее мнение:
— Мы и сами удивились этому. Мы думали, — «Суини» он тоже ни во что не ставит, — может, он хотел сказать нам, что в его время Байрон был для них тем, чем стал для нас сегодня Элиот.
— Элиот и Байрон? — удивленно произнес Маркс.
Их сердечная поддержка его недоумения заставила всех заговорить сразу. Маркса удивила смесь эрудированности и самоуверенности. Нет зрелища более печального, чем напыщенный самоуверенный юнец.
Неожиданно для него в разговор вступил подросток, чье несовершеннолетие так верно угадал Маркс.
— Его иногда заносит и тогда он импровизирует, сэр, чтобы нарочно сбить нас с толку. Иногда он просто разыгрывает нас с помощью какой-нибудь мистификации.