Небольшая горка неколотых дров преградила ему обратный путь. Той вязанки, которая сейчас сушится возле огня, хватит лишь до утра, если только ветер не задует в другую сторону или не разыграется непроглядная метель. Если такое произойдет, то никто, даже Гилберт, уже не спасет ее. Он выбрал из поленьев те, которые поменьше, которые станут гореть без дополнительной рубки, и потащил их к двери. Он бросил их на видном месте, чтобы она сразу смогла их заметить.
Теперь пора уходить.
Казалось, прошла целая вечность, а он прошел всего какую-то сотню шагов.
Однажды, когда он был юным и только познавал этот мир, спросил отца, почему самые нищие крепостные, положение которых было нисколько не лучше положения рабов, даже не пытались бежать от ужасающей монотонности и беспросветности жизни.
— Но ведь это их родина, — ответил старик Ротгар.
— И это моя родина, — кричал внутренний голос. Казалось, Лэндуолд связал его ноги невидимыми путами, так как каждый шаг ему давался невероятным усилием воли. Неудивительно, что крестьяне никогда не убегают. Часто казалось, что, несмотря ни на что, они счастливы.
Но что означает для него брак с Марией, брак без любви? Чем он отличался бы от холодного, рассчитанного наперед союза с Эдит? Да, все верно, подтверждал внутренний голос, но он не мог до конца понять, почему ото должно быть именно так, и почему это так было.
С трудом преодолев еще несколько метров, остановился, потом еще несколько, снова остановился. Сыновья здесь, в условиях щедрой природы Лэндуолда, вырастают высокими и крепкими.
Он повернул назад, к хижине, и с такой быстротой очутился возле двери, что был немало удивлен. Он был уверен, что эта ведьма, которая набивалась ему в жены, обеспечила ему какой-то магический перелет. Она стояла на коленях, повернувшись спиной к огню, не сводя глаз с двери, ожидая его возвращения. Глаза у нее ярко сверкали: может, от слез, может, от резкого ветра, проникающего через дверные щели, может, еще от чего-то. Он не мог точно сказать.
— Вы что, на самом деле ведьма? Как вы могли быть уверенной в том, что я непременно вернусь? — спросил он, спиной закрывая за собой дверь. Увидав ее, он почувствовал непреодолимое стремление к жизни.
— Нет, но я слышала, как вы там, снаружи, проявляли обо мне заботу, и молилась. — В доказательство этих слов, она подняла руки, демонстрируя длинные, нежные пальцы, которые переплелись в старинном ритуальном жесте. Вы, конечно, будете меня ненавидеть до конца моих дней за то, что я предпринимаю?
— Как легко сказать, — я никогда не смог бы вас ненавидеть, — но как трудно выдержать, когда возвращалась холодная рассудочность, когда она не стояла на коленях перед ним у огня, когда он должен был передать свою землю Хью, когда его положение раба умаляло его самого в глазах других рыцарей и в его собственных. — Я попытаюсь не делать этого и потом, позже, — ответил он.