Рэйчел подумала, что еще меньше ему понравится, когда она расскажет обо всем, что случилось в последние два дня. От этой мысли у нее неприятно засосало под ложечкой. Откладывать было нельзя — чем дальше, тем тяжелее будет разговор.
Она проводила мать в спальню на втором этаже и задернула занавески, чтобы не мешало весеннее солнце, бьющее в большие сводчатые окна.
— Постарайся отдохнуть, мамочка, — ласково посоветовала она. — Через пару часов я принесу чай.
Глаза Лидии устало закрылись. События последних двух дней вытянули из нее все силы, и она едва держалась на ногах. Но по-прежнему какое-то внутреннее беспокойство мешало ей.
— Габриэль…
— Не волнуйся, — мягко сказала Рэйчел. — Я справлюсь с Габриэлем.
«Я справлюсь с Габриэлем»… Эти слова преследовали ее, пока она бежала вниз по лестнице, отзывались в голове насмешливым эхом.
Когда это, интересно, ей удавалось «справиться» с Габриэлем? И удавалось ли вообще кому-нибудь? Он — сам себе закон, всегда и во всем. Даже отец не мог держать его в узде. Своенравный и независимый, он всегда жил своим умом.
Помедлив перед дверью гостиной, она сделала глубокий вдох и решительно расправила плечи — потребуется действовать крайне осторожно.
Слишком хорошо она знала, как умеет Габриэль вывернуть любое слово, как во всем видит расчет и махинации. Все ее фразы должны быть предельно выверены.
Рэйчел открыла дверь и застыла на пороге, чувствуя, что все разумные слова и тщательно взвешенные объяснения застряли у нее в горле.
Сбросив туфли прямо посреди комнаты, Габриэль вытянулся на диване. Его длинные ноги лежали на парчовых подушках, а еще одна подушка подпирала голову. Он ослабил узел галстука и расстегнул две верхние пуговки рубашки. Он отдыхал, закрыв глаза; и всей своей позой, казалось, просил не беспокоить его. Тем не менее его правая рука сжимала большой хрустальный стакан, наполненный, несомненно, любимым виски его отца из запасов, хранившихся в баре в дальнем углу комнаты.
Рэйчел задохнулась от гнева и возмущения.
Она с грохотом хлопнула дверью, еле сдерживая ярость.
— Располагайся как дома, чего стесняться! — выстрелила она. — Не угодно ли еще чего-нибудь?
Тяжелые веки нехотя приподнялись, и ленивый взгляд неторопливо и безразлично прошелся по ней, отчего ее раздражение закипело, как раскаленная лава.
— Спасибо, мне и так хорошо, — процедил он. — Или будет хорошо, как только покончу с этим.
Он приподнял стакан, насмешливо изображая заздравный тост.
— Присоединяйся!
Присоединяйся!.. Он ведет себя так, будто здесь его дом. Но он действительно думает, что это его дом, — вот в чем вся проблема.