— Нет. Это может показаться странным, но, когда его не стало, о нем словно забыли. Никто не хотел говорить о том, что случилось.
— Но не вы?
— Да, я все время вспоминаю о нем.
Из груди Рича вырвался вздох.
Вирджиния внезапно вспомнила, что он тоже потерял близкого человека.
— Какая же я дура! Ведь Нэнси говорила мне, что ваша жена погибла во время бомбежки, — пробормотала она.
Рич промолчал. Глаза его потемнели, но не от грусти. Вирджиния подумала о найденных ею письмах. Нэнси не рассказала ей ничего, что могло бы удовлетворить ее любопытство, напротив, своим молчанием лишь подогрела его.
Глядя на Рича, она не могла различить ни единого признака, который указывал бы на то, что он больно переживает неверность и смерть своей жены. Что, если он знает? — спрашивала она себя. Вирджиния почувствовала угрызения совести — она уже корила себя за то, что завела разговор о его жене.
— Простите, мне не стоило об этом говорить. Наверное, вам тяжело вспоминать.
Рич нахмурил лоб, в глазах его появился холодный, металлический блеск.
— Да, вроде того… — отрывисто буркнул он.
— Вы были ранены на фронте? — спросила Вирджиния, чтобы сменить тему. — А после ранения вернулись в свой полк?
— Да, а что здесь особенного? Ранение мне не мешало. Осталась лишь легкая хромота. А где погиб ваш брат?
— В третьей битве при Ипре, или в третьей битве в грязи, как назвал ее Ллойд Джордж, — ответила Вирджиния.
— Знаю. Именно там меня и ранило.
— Расскажите, что это было.
Рич пристально посмотрел на нее. В сгущавшихся сумерках взгляд его казался еще мрачнее.
— Вы уверены, что хотите услышать об этом?
— Да, ведь мне так мало известно. Саймон, мой старший брат, был там, но он отказывается говорить со мной об этом. А я хочу знать правду.
Рич не сводил с нее глаз. Никогда еще не видела она его таким серьезным, почти суровым.
— Это был сущий ад, — произнес он. — Битва длилась три месяца. Все шло не так, как планировалось. Все разваливалось. Прорвало дамбы, а в довершение всего такого дождливого августа не было уже много лет.
Танки, которые к тому времени появились на вооружении армии, оказались бесполезны, и солдаты шли вперед по пояс в грязи. Чудовищная и трагическая ирония судьбы состояла в том, что, когда все это закончилось, выяснилось, что мы продвинулись не больше чем на четыре мили. Моральный дух армии был крайне низок.
— Да, теперь я понимаю, — глухо промолвила Вирджиния, с грустью думая о том, какие лишения выпали на долю ее брата и тысяч и тысяч таких же, как он, солдат. — Это чудовищно. Бедный Бобби!..
У нее задрожали губы, она поднесла ко рту ладонь и порывисто отвернулась. Взгляд Рича ласкал нежный изгиб ее шеи, мягкий в неверном мглистом свете контур ее профиля, затем его пальцы легко коснулись ее руки.