— Но человек этот убит рукою человеческой!
— Не Вовкиной!
— Не утверждаю!
— Ты ищи, следователь! Ищи! Но только не в Вовке, этого я знаю! Поручиться могу!
— Этого не нужно. Я расследую. И проверяю все и всех подозреваемых!
— Расследуй. Но пусть твоему разуму и сердце подсказывает. Поможет истинного убийцу установить. Им не может быть Вовка.
— Возможно, вы и правы.
— Послушай, когда закончишь дело, черкни мне. Несколько слов. Он или нет. Ждать буду. Он для нас не просто поселенцем был. До сих пор не верится в случившееся с ним тогда. А в это убийство, заранее, не верю. Черкни, чтоб спокойнее было.
— Напишу. Обязательно.
— И еще передай, если не найдет ничего получше и захочет вернуться к нам, пусть едет. будем рады ему.
— Передам!
Емельяныч встал.
— Я свободен?
— Да.
— Можно идти?
— Пригласите Торшину, — попросил Яровой.
— Эту? Зачем?
— Для объективности.
— Где объективность была, там знаете что у нее выросло?.. — сплюнул Емельяныч.
— Это нужно для следствия. А выводы я и сам умею делать! — прервал заведующего следователь.
Тот вышел. Потоптался на крыльце нерешительно и крикнул:
— Эй! Торшиха!
— Что тебе?
— Иди! Тебя требуют!
— На кой предмет?
— Сказал бы! Да майора стыдно!
— А ты давай!
— Иди, стерва! Чего ломаешься? Заварила кашу! Теперь хлебай! Метель!
В будку вошла Торшиха. Тонкие губы в испуганную лягушачью улыбку растянуты.
— Здрасте. Вы звали меня?
— Проходите. Садитесь.
Торшиха до неприличного громко икнула. Потом, прикрыв рот ладонью, спросила удивленно:
— Что нужно?
Услышав имя бывшего поселенца, доярка не на шутку испугалась. Лицо оплыло, красными пятнами покрылось.
— Знала ли? Конечно, знала. Вместе работали.
— Причина неприязненных отношений? Можете ее объяснить?
— Это личное. Не могу! — поджала губы баба.
— Для следствия нужны факты. А не эмоции!
— Не буду говорить!
— Хорошо. Тогда здесь в протоколе допроса я сделаю отметку о вашем отказе от показаний.
— Ну и что?
— Не удивлюсь, что после этого вас могут привлечь к уголовной ответственности. За отказ и намеренное сокрытие фактов, необходимых следствию.
— Эти факты не могут интересовать следствие. И никого. Только меня и его!
— Что ж! Ваше дело. Каждый сам себе хозяин!
— Нет! Погодите! Не делайте отметку!
— Я слушаю!
— Была я с ним. Думала, женится. А он молчал. Разозлилась. Виновата.
— Только это!
— Да! А разве не причина?
— Вам виднее!
— Полгода ждала…
— Это меня не интересует. Расскажите, как вы телогрейку сожгли?
— Обычно. Как хлам!
— Вы ничего не заметили в ней?
— А что?
— Вопросы задаю я.
— Ничего.
— Она вся сгорела?
— Да! Верх.
— А подклад, вата?