Он снова глянул на меня, и лицо его разгладилось.
— Я тебе не нянька.
Я ссутулилась, отодвинула от себя кофе.
— Не знаю, справилась бы я сегодня с Вивьен или нет, — сказала я огорченно. — Она использует белую магию, делает ее смертельной — но вполне законной. Там в бакалее мы с Айви с нею справились, но все же нам повезло. — Я подняла взгляд — сердце защемило слегка при виде печали в его глазах. — Ты спас мою шкуру. И Айви спас ты. — Переведя дыхание, я снова посмотрела на него. — Мне тебя никогда не отблагодарить. И я очень ценю все, что ты сделал. Но не хочу, чтобы мне каждую секунду нужна была помощь.
Больше я не могла на него смотреть, и мои мысли вернулись к той черной латыни, которую он произносил. Вивьен прогнала не я, а черная магия. Может быть, нянька мне все же нужна.
Пирс взял себя в руки.
— Ал меня послал тебя защищать, — сказал он неприветливо.
Я вскинула голову. На меня глядели живые синие глаза — он решал, не сказать ли еще что-то. За узким лицом Тома я видела целеустремленность Пирса, его некоторое замешательство при попытке найти слово, которое никак не давалось, и досаду, что он не справляется.
— Потому ты и остался? — спросила я. — Вполне мог уехать.
— Нет.
Голова болела, я отвернулась, но как-то внутренне почувствовала тяжесть этого единственного слова. Да, он остался. Но черную магию применил без стыда, без замешательства. Что я делаю в его обществе? Это ошибка, но что еще я могу?
Чувствуя тяжесть в груди, я осмотрела зал, гудящий разговором, и тут вздрогнула, услышав телефон Дженкса. Айви, подумала я, потом до меня дошло, что телефон играет «Аве Мария». Может быть, Маталина? Я раскрыла телефон и увидела имя: «Теплая пушистая». Не очень понимая, кто это может быть, откинула волосы с лица и включила соединение.
— Да?
— Рэйчел, привет. — Голос Айви был отлично слышен. — Не говори мне, где ты. Все в порядке у тебя?
Я удивленно моргала, глядя, как Дженкс назвал Айви в списке контактов, а потом до меня дошел смысл ее слов: телефон может прослушиваться.
— Пока что, — ответила я, оглядывая зал за спиной Пирса. Но за столами сидела обычная публика, занятая обычными делами. Кожей головы я ощутила покалывание, будто за мной следят. — Как рука?
— Сломана, — ответила она. — Но завтра уже гипс так застынет, что им можно будет головы ломать. — Я хотела что-то сказать, но она торопливо сообщила: — Рэйчел, прости. К Ринну тебе нельзя. Я так зла, что готова кому-нибудь горло вырвать.
Пирс нахмурился. Чувство собирающейся грозы стало сильнее.
— Что так? — спросила я.
— Ему позвонила Брук.