– Взгляни на себя и ты поймешь, права я или нет, – подытожила она – Я больше не хочу жить с тобой в одной комнате!
Она вышла и так громко хлопнула дверью, что вздрогнула вся гостиница. Чуть погодя за ее вещами зашел слуга, однако я не стал обращать на это внимание, хорошо понимая, что после приема у Клавдии Прокулы владелец гостиницы мог выделить ей любую комнату.
Вспомнив сказанные Мириной слова, я впал в глубокую депрессию и принялся записывать все, что со мной произошло, надолго задерживаясь над эпизодами, касавшимися ее, чтобы мое разочарование не попало в рассказ. За этим занятием я провел не один день, не открывая ставен, и даже пищу мне доставляли в комнату. Мирина зашла ко мне сообщить, что собирается в Тивериаду заказать надгробный камень в греческом стиле для могилы брата. Затем она вернулась еще раз, чтобы доложить, что меня разыскивает Натан: он пришел с моими ослами. Я ответил ей, что мое единственное желание – поработать в покое.
После этого она больше не приходила спрашивать у меня разрешения, покидая пределы курорта. Чуть позже я узнал, что за это время она побывала у Марии в Магдале и вместе с Натаном ездила в Капернаум.
Не знаю, сколько времени я провел над этими строками, потому что из-за бессонницы писал даже по ночам. Постепенно моя ярость начала угасать, и засыпая или просыпаясь, я начал подумывать о девушке и о ее словах: все равно рано или поздно мне это должны были высказать. Конечно, временами мне удавалось демонстрировать смирение, однако вскоре гордость орала верх, и я начинал чувствовать превосходство над другими и свою непогрешимость.
Однажды утром, когда я еще спал, Мирина вошла в комнату: я ощутил на себе ее взгляд и затем легкое прикосновение к моим волосам. От этого прикосновения ее руки ко мне вернулась прежняя радость и стало стыдно, что я столь долгое время старался показать свою непреклонность. Желая понаблюдать за ней, я лишь повернулся на ложе, делая вид, что не могу проснуться. Увидев, что я открыл глаза, она тотчас же отпрянула в сторону.
– Ты правильно делаешь, что хранишь молчание; что бы ты ни писал в своих свитках, ты не можешь наговорить глупостей или кому-то навредить! – неожиданно произнесла она – А теперь пора вставать. Сорок дней уже прошли, и нам нужно как можно скорее добраться до Иерусалима. Натан с ослами ждет нас внизу. Собирай вещи, оплати гостиницу и следуй за мной! Во время поездки ты сможешь дуться так же, как и в этой комнате с закрытыми ставнями!
– О Мирина, прости за то, что я лишь таков, как есть, и за все то плохое, что я думал о тебе во время моего молчания, – прошептал я – Однако что мне делать в Иерусалиме? Не знаю, стоит ли мне позволять тебе свободно распоряжаться моим временем.