— До видзения[1].
— До видзения, отец, — ответил Дударь.
…Шли долго. Уже впереди и слева проступили очертания какого-то местечка, а противника все не было видно. Дениска и радовался (ведь всякий бой страшен), и печалился: неужели и сегодня не будет настоящей схватки?
Со стороны местечка вдруг гулко докатились орудийные выстрелы.
Слева раздалась команда. Дениска, стараясь делать все, как Дударь, повернул коня, ухватился рукой за эфес, выхватил шашку и насторожился. Тонкий луч солнца упал на клинок, блеск ослепил глаза. Лягай рванул широкой рысью. Под копытами, уходя из-под ног, рассыпалась земля. Окраина местечка стремительно приближалась. На ней поднялась, побежала и снова залегла зеленая цепочка неприятельских солдат.
Дениска крепче сжал эфес. Ухо ловило стук копыт — цок, цок, цок. И торопливо отзывалось на этот цокот сердце — так, так, так.
Впереди резко заговорили пулеметы, и у Дениски под защитной суконной рубахой сделалось просторно и холодно.
Обернувшись на мгновение, он заметил большие лиловые зрачки лошади Колоска, чуть отставшей от Лягая. Лошадь глянула на Дениску совсем по-человечески. В этот миг Дениска впервые ощутил страх. Он плотно прильнул к луке седла, его запыленную рубаху взгорбил на спине встречный ветер. Отрывки команды донеслись с фланга. Затем взметнулся ветер, отнес в сторону пыль и оголил цепь неприятеля. Прямо перед собой Дениска увидел врага, увидел его мертвенно-холодные синие глаза и одновременно с раздавшимся выстрелом занес шашку и, пригнувшись, опустил клинок. Огромное, мягкое, податливое тело обрывисто крикнуло и умолкло.
«Вперед!» — донеслось до Дениски, и постепенно говор пулеметов стих.
* * *
Старые лачуги еврейского местечка, перемешанные с каменными одноэтажными домами, встретили полк молчанием. Жители попрятались.
Дударь, Дениска и еще несколько конников вели в штаб полка кучку пленных.
День сменился мягким сиреневым вечером. От сумеречных теней лица военнопленных казались безжизненными. Молодой, с родинкой на правой скуле, офицер — пилсудчик вынул из кармана золотые часы, любовно ощупал их рукой и, пробежав глазами по конвою, протянул; Дударю.
— Что это? — спросил Дударь.
— Часы, пане большевик.
— Дурак! Думаешь, мы за часами сюда приехали?
Сконфуженный офицер, краснея, опустил часы в карман и, прикладывая руку к козырьку, смущенно пробормотал:
— Виноват.
Дениска влюбленными глазами глядел на Дударя, — вот как надо разговаривать с этой офицерской контрой… Зоркие любопытные глаза молодого разведчика впивались в лица пленных. Почти все они казались ему тихими, забитыми, совсем не похожими на тех людей, на которых он только что шел в атаку.