- Я только сбегаю на минутку к Аббе, мне надо у него кое-что спросить, - говорит Мадикен и в один миг перемахивает через забор к Нильссонам.
Дядя Нильссон расположился в саду на качелях под старой яблоней. Он попыхивает сигарой, отдыхая после трудов. Дядю Нильссона частенько можно увидеть за отдыхом. Как он говорит - нельзя же только и делать, что не покладая рук трудиться от зари до зари на жену и детей. Иной раз и отдохнуть надо. Сейчас Мадикен и застает его за этим занятием.
- Глянь-ка, кто к нам пожаловал - наша Мадикен из Юнибаккена! - восклицает при виде нее дядя Нильссон. - Чему обязан столь ранним посещением?
Мадикен никак не может привыкнуть к вычурным оборотам, которыми любит изъясняться дядя Нильссон, она теряется, не зная, что отвечать. Еще дядя Нильссон придумывает для людей разные замысловатые прозвища. Мадикен у него изысканно именуется "Юной барышней - гордостью Юнибаккена", для Альвы он придумал прозвище "Ангел Юнибаккена", маму называет "благородной дамой", а папу "господином социалистом". Множество разных прозвищ и у тети Нильссон. Когда он доволен, то зовет ее "Мой свет" и "Моя лилея", а когда злится и недоволен, она становится "чучелом", а то еще "котелком с мякиной" - это если она что-нибудь напутает или не сразу поймет, о чем он ей толкует. Когда дядя Нильссон говорит "Бяшка-дурашка" - это означает, что речь идет об Аббе, хотя чаще всего дядя Нильссон зовет его "мой сын" и произносит эти слова так, словно это - почетное звание.
- Аббе дома? - спрашивает Мадикен.
- Смею заверить, мой сын - дома, - говорит дядя Нильссон. - С пяти часов пополуночи посвящает свои труды печению сладких крендельков, а его матушка уже отправилась на базар и усердно ими торгует. Я же в одиночестве предаюсь спекулятивным размышлениям, поэтому весьма рад принять у себя гостью.
Мадикен пришла не для того, чтобы повидать дядю Нильссона, она хочет пройти к Аббе на кухню, но не так-то просто прошмыгнуть мимо его папы.
- А видала ли ты, дорогая Мадикен, мои великолепные цветы? - спрашивает дядя Нильссон, тыкая сигарой в сторону чахлых тюльпанчиков, которые почти затерялись в траве. - Боже мой! Что я чувствую с приходом весны! Как играет жизнь во мне!
- И во мне тоже, - говорит Мадикен.
Но теперь-то уж она побежит к Аббе, а дядя Нильссон пускай себе сидит на качелях и наслаждается жизнью.
Своего приятеля Мадикен, как всегда, застает склонившимся над противнем. Если Аббе и рад ее приходу, то ничем этого не показывает.