Подошли к дому под черепичной крышей. Во дворе — ни души. Брат завел Клавдию в дровяной сарай.
— Подожди, я рыбака покличу.
Вернулся он с Петром Петровичем.
— Папа, и ты здесь? — поразилась Клава. — Тоже за рыбой?
— За щукой, — не здороваясь, угрюмо ответил отец.
Следом появился Максим Максимович в сопровождении старого рыбака, хозяина дома.
Со вздохом опустившись на ближайшую чурку, Петр Петрович проговорил:
— Присаживайтесь, товарищи, поближе. Садись и ты, Клавдия, да расскажи отцу о своем позоре.
— Позоре! Ты что имеешь в виду? — переспросила она. — Меня позвали к больной маме, белый хлеб и сыр прихватила.
— Гостинцев от тебя не примет. А старуха всерьез занедужила. Ее добрые люди приютили, не то фашисты за тебя, поганку, и ей голову снесут.
Клавдия, как затравленная крыса, зыркнув по сторонам, кинулась к двери. Николай схватил ее за рукав пальто:
— Куда ты? Когда отец говорит, слушать надо.
Он насильно поставил ее в круг сидящих, сказал:
— Вот твое место.
— Папа, что ему от меня надо? — Она попыталась разжалобить отца.
В сарае надолго установилась зловещая тишина. Петр Петрович кряхтел, попробовал скрутить цигарку, но пальцы не слушались, бумага прорвалась, табак рассыпался.
Клавдия с ужасом смотрела на суровые, отчужденные лица, пытаясь поймать взгляд отца, мучительно искала выхода — спастись, выжить!
— Если вы еще что-то хотите сказать мне, — даже прикрикнула она, — говорите. Я устала, только что со службы.
— Сволочная у тебя служба. Трубниковых погубила, Поляковых выдала. Кто на очереди?
— Какое вы имеете право допрашивать? Пошли вы, знаете куда! — истерически взвизгнула Клавдия. — Тоже мне, судьи!
— Будут и судьи, — ответил брат. — Отец, скажи ей…
Поднявшись, старый Лунин отрешенно махнул рукой:
— Нет у меня больше дочери. Ты, Клавдия, поедешь с нами.
— Это еще куда? — испуганно спросила она.
— На семейном совете так порешили: поедешь к партизанам, оттуда на Большую землю. Пусть там решат, что тебе по советским законам, как изменнице Родины, причитается. Заслужила ты самый суровый приговор, это я тебе, как отец, говорю. Ирина предупреждала тебя, что даже гестаповские стены имеют уши, а потолок глаза…
Клавдия рванулась к двери. Николай настиг ее, как волк овцу, кинул на спину. Она дико закричала, ей зажали рот, связали полотенцами, понесли к морю. Впереди, показывая дорогу, шел Максим Максимович.
Проводив до калитки Петра Петровича, старый рыбак сказал ему:
— Не волнуйся, Власовна у нас погостюет. Дома ей нельзя оставаться. Возвращайся с нашими передовыми частями.
В сплошной темноте Лунины подошли к прыгающему на волнах баркасу.