Бунин поднялся, по-горьковски ссутулился, поплевал на пальцы и как бы погладил усы. Потом, высоко взмахнув руками, окая, прогудел в нос:
— «Чайки стонут перед бурей, — стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей… Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний. Буря! Скоро грянет буря!» Дождались бури, накаркали ее! Сам Алексей Максимович спокойно отсидится в Сорренто, а под нож пойдут все эти психопатки и бездельники, восторженно ему рукоплескавшие. Сколько же дураков на свете! И резать их будут эти самые челкаши, которых они воспевали. А как они родственны по духу! И те и другие боятся работы, как черт ладана. Лишь жаждут каких-то необычных вдохновений и подвигов…
— Но как же с высокими идеалами? — сощурил глаза Юлий. — Идея — как же без нее?
— Во-во! — подхватил Бунин. — «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой…» А сон только и заключается в том, чтобы проломить голову «буржую» и стать кровопийцами во сто раз худшими, нежели буржуй. И все время подрывали уважение к правительству, которое пыталось сохранять спокойную обстановку.
— Ну, нынешнее правительство и впрямь не заслуживает особого уважения, все эти гучковы и терещенки. Сборище болтунов, слов много, дела мало. — Кивнул, наконец-то соглашаясь, Юлий. — Тот же Милюков, к примеру…
— Милюков, может, и умен, да на свой лад. Читал бы в университете лекции, ан нет, в политику потянуло, легкой славы захотелось.
— Ты не слыхал прибаутку? Мне ее почтальон спел:
Правит с бритой рожей
Россией растерянной
Не помазанник Божий,
А присяжный поверенный.
— Николай II — для народа это все-таки «помазанник Божий». Керенские и Черновы — самозванцы неизвестного происхождения, хитростью пробравшиеся в Зимний дворец, — закончил спор Иван Алексеевич.
И, тяжело вздохнув, добавил:
— Хотя, видит Бог, так хотелось бы верить в добрые революционные перемены и в тех, кто их творит… Ведь с какой страстной убежденностью, с какими жертвами все эти фигнеры, брешковские, Савинковы стремились к своей цели! Вдруг они знают нечто, что я не понимаю?
— Жизнь покажет, — мудро заметила Вера Николаевна.
Жизнь действительно скоро показала.