— Но вы-то могли вмешаться, — не отставал Бобби. — Оповестили бы органы здравоохранения, что ли.
— Вот еще! С какой стати? А, вы считаете, мне следовало позаботиться о психическом здоровье девочки? Боже, какая наивность. — Фогарти сделал еще глоток. — Мое дело маленькое: принял роды, обещал помалкивать, получил за это кругленькую сумму — чего же еще? А родители забрали Розелль домой и свалили все на приезжего.
— Этот ребенок… Розелль… она была вполне здорова? — вмешалась Джулия.
— Вполне. Если не считать врожденного дефекта, здоровье у нее было лошадиное. И умственно и физически она развивалась нормально, не хуже любого ребенка, и очень скоро стало ясно, что внешне она будет выглядеть как женщина. Само собой, не красавица, для манекенщицы фигурой не вышла — колода колодой. И ноги чересчур крупные, но с мужчиной не спутаешь.
Взгляд Фрэнка оставался невидящим и безучастным, но левая щека пару раз судорожно дернулась.
От виски доктор несколько размяк. Он уселся за стол, навалился на него грудью и двумя руками взялся за стакан.
— В пятьдесят девятом году, когда Розелль исполнилось тринадцать лет, Синтия умерла. Вернее, покончила с собой. Застрелилась. А через семь месяцев после смерти сестры Ярнелл явился ко мне со своей дочкой. То бишь с Розелль: он по-прежнему уверял, что она ему не дочь, а племянница. Словом, девчонка была в интересном положении. И это в четырнадцать лет — столько же было и Синтии, когда она ее родила.
— О господи! — ахнул Бобби.
Кошмарным событиям не видно конца. Они сменяли друг друга с такой быстротой, что Джулия была готова схватить бутылку и хлебнуть прямо из горлышка. Плевать, что это виски доктора Фогарти.
Фогарти сиял от удовольствия. Он сделал еще глоток и выждал паузу, чтобы гости пришли в себя.
— Ярнелл изнасиловал дочь, которую зачала от него сестра? — пробормотала Джулия.
Фогарти помолчал еще немного, наслаждаясь произведенным эффектом, и ответил:
— Нет-нет, Ярнелла от одного ее вида бросало в дрожь. Он бы ее и пальцем не тронул, за это я ручаюсь. Розелль призналась мне, в чем тут дело, и я ей верю. — Доктор опять приложился к стакану. — А дело в том, что после рождения дочери Синтия сделалась весьма набожна и пронесла эту набожность через всю жизнь. Она и Розелль воспитала в том же духе. Девочка знала Библию от корки до корки. И вот, сидя у меня в кабинете, Розелль рассказала, что давно решила стать матерью. Господь, мол, отметил ее своим перстом — это она о гермафродитизме, хороша отметина! — и она вознамерилась стать Его непорочным орудием, дабы произвести на свет благословенное потомство. С этой целью она собирала семя, исторгаемое ее мужским членом, и вносила в свой женский орган.