Дерек спал. Мирно посапывал в соседней кровати. А Томасу не спалось. Он встал и подошел к окну. Луны не видно. Большая-большая темнота.
Томас не любил ночь. Ночью страшно. А солнышко любил. Днем цветы яркие, трава зеленая и голубое небо над головой, как будто крышка. Закрыта крышка — и под ней полный порядок, все на месте. Зато ночью цвета исчезают и в мире ничего не остается. Это кто-то открыл крышку и заполнил мир пустотой. Смотришь в пустоту, смотришь: а вдруг ты и сам исчезнешь, как цвета, унесешься из этого мира? Утром закроют крышку, а тебя уже здесь нет. Ты теперь где-то там и никогда не вернешься обратно. Никогда.
Томас потрогал пальцами оконное стекло. Холодное.
Что же он никак не заснет? Обычно спит хорошо.
А сегодня нет.
Томас волновался за Джулию. Вообще-то он всегда за нее немножко волнуется: на то он и брат. Но сегодня он волновался не немножко. Сегодня он волновался очень.
Это началось еще утром. С самого утра ему стало как-то чудно. Не в смысле весело, а в смысле странно. В смысле страшно. Он почувствовал, что Джулии грозит беда. Томас встревожился и решил ее предупредить. И «протелевизил» ей про беду. Говорят, картинки, музыка и голоса попадают в телевизор по воздуху. Томас сперва думал — вдруг знают, что он глупый, и считают, что он поверит любой чепухе. Но Джулия сказала — правда. Вот Томас иногда и телевизил ей свои мысли. Раз можно посылать по воздуху картинки, музыку и голоса, значит, и мысли можно. «Берегись, Джулия, — телевизил он. — Будь осторожна: может случиться несчастье».
Если Томас кого и чувствовал, так это Джулию. Он точно знал, когда она радуется, когда грустит. Если она хворала, Томас, скорчившись, ложился на кровать и хватался за живот. И еще он всегда угадывал, когда она его навестит.
И Бобби он чувствовал. Но не сразу. Вначале не получалось. Как в тот раз, когда Джулия впервые привела к нему Бобби. А потом все лучше, лучше. И теперь он чувствует Бобби почти так же, как Джулию.
Он и других чувствует. Дерека, Джину — она тоже даун, живет тут, в интернате. Потом еще одну приходящую сиделку. И еще двоих из тех, кто присматривает здесь за больными. Но их он чувствует слабо, а Бобби и Джулию — очень хорошо. Наверное, кого сильнее любишь, того лучше чувствуешь. И знаешь о нем больше.
Случалось, Джулия за него переживала, и Томас очень-очень хотел ей сказать: «Я знаю, ты беспокоишься, но у меня все в порядке». Сестра услышит, что он ее понял, и обрадуется. Но как ей сказать? Трудно же объяснить, как и почему он иногда чувствует людей. Да он и не хочет никому рассказывать, а то подумают, что он глупый.