— Да-да, — сказал я. Пока он рассказывал мне все это, я успел перелистать заново все дело в поисках записи об официальном оформлении завещания на недвижимость Питера Лэндона.
— Видите ли, — продолжал он, — здание это и до сих пор принадлежит мне и моему сводному брату.
Наконец я отыскал, то, что искал. Я молча заново перечитал бумагу, и поднял глаза на него.
— В соответствии вот с этим, — начал я, ни коим образом не представляя себе, какое неожиданное по силе воздействие произведут на него мои слова, — Питер Лэндон умер, оставив после себя только одного ребенка, сына по имени…
Дюмон так резво вскочил со своего кресла, как если бы я вдруг взял и всадил в него шило. И тут я увидел его глаза, в них ярко загорелись свирепые огоньки, не предвещающие ничего хорошего.
— Вот и вы туда же! И вы такой же, как и все они! — запальчиво выкрикнул он, а затем, упершись ладонями о крышку моего стола и подавшись немного вперед, он вдруг пронзительно заорал, брызгая слюной во все стороны. — Почему вы все не признаете моих прав? Что, хочешь надуть меня, а заодно и лишить причитающейся мне доли наследства?! Ты, жидовская морда, ублюдочный пидор, я хочу получить то, что мне причитается!
Я совсем даже не еврей, и никогда в жизни мне не приходилось вступать в связь с мужчинами, и я просто ручаюсь, что я всегда надлежащим образом следую букве закона. Но тогда я безумно перепугался, что если мне вдруг вздумается попытаться опровергнуть хоть что-нибудь из предъявленных мне Дюмоном обвинений, то он просто-напросто еще больше перегнется через мой стол и задушит меня голыми руками.
— Мистер Дюмон, — осторожно сказал я, — я основываю свой ответ только на том, что запись об официальном оформлении…
— Да что вообще все эти твои вонючие бумажки могут знать? — продолжал разоряться Дюмон. — Разве они могут рассказать о том, как Питер взял к себе в семью сироту и воспитал его, как своего собственного сына?..
— М-м, нет, это…
— Так это я был тем сиротой! — все еще кричал он.
— Мистер Дюмон, прошу вас, постарайтесь…
— И он растил меня, как собственного сына! А после смерти все осталось мне и этому вонючему ублюдку Джону!
— Но я… в документах об этом ничего не сказано, мистер Дюмон.
— Ах, в документах! — он даже зашелся в крике.
— Мы можем руководствоваться только ими, — сказал я. — Если документы…
— Документы! — опять выкрикнул он.
— Мистер Дюмон, какими бы самыми теплыми ни были бы ваши чувства по отношению к человеку, который взял вас в свою семью, когда вы остались сиротой…
— Он действительно сделал это!
— И я этого вовсе не отрицаю. Но какими бы ни были ваши чувства по отношению к нему и остальным членам его семьи…