Ведь она интуитивно почувствовала это в первое мгновение, когда увидела его там, на сцене, с корзиной цветов. Неважно, что девушек было много, Марина своим женским чутьем вычислила ее. Потому что Ален смотрел так, как он умеет смотреть только на одну… И она смотрела на него. «Но, Бог мой, да мало ли на кого он мог смотреть за эти восемнадцать лет?» — твердил прагматичный разум Марины. Но сердце ныло, отзываясь болью в висках, наполняя глаза горькими слезами, которые готовы были предательски скатиться по щекам.
Ален держал трубку в руках и слушал. В его лице появилось что-то неуловимо знакомое Марине. Что-то очень интимное, о чем знают только двое. Не выдержав, она направилась по широкой, до блеска натертой мраморной лестнице на второй этаж, где располагалась спальня Алена.
Здесь царил его дух. Пушистый ковер покрывал огромное пространство зала с террасой, выходящей в роскошный сад. Там, возле круглого голубого бассейна, работал старый слуга-индус, кожа которого под лучами тропического солнца стала иссиня-черной. Заметив через окна веранды Марину, он почтительно сложил ладони домиком и согнулся в поклоне. Дотронувшись до парчового балдахина над кроватью, Марина представила, как все эти годы Ален приходил в эту роскошную спальню, ложился в мягкую душистую постель и засыпал с мыслью… о ком? Думал ли он о ней? Кто жил в его сердце? Кто бывал тут? Стараясь успокоиться и переключить свои мысли, она прилегла на широкую кровать и взяла с ночного столика вчерашнюю прессу. Но тут же с гневом бросила газеты и журналы на пол. Все страницы были заполнены кричащими заголовками: «С конкурса „Мисс Азия“ похищена девушка под псевдонимом „Черный лебедь“. „Черный лебедь“ уплыл, не заплатив по счетам». А с растиражированной фотографии вызывающе нагло взирала широкоскулая красавица в золотом расшитом тюрбане с разноцветными страусовыми перьями. «Ночь Востока» стала теперь главной претенденткой на бриллиантовую корону.
«Кто-то поработал с прессой!» — застучало в голове у Марины. Но кто? Слезы мгновенно высохли, и она, взглянув на себя в золоченое зеркало, поправила макияж. Голубое с белой оторочкой платье мягко струилось, облегая ее стройную высокую фигуру: треугольный вырез на груди открывал длинную шею и подчеркивал красивую высокую грудь. Подстриженные умелой рукой густые черные волосы косой челкой спускались на одну сторону. «Все вроде в порядке, но глаза… С такими глазами я больше похожу на Старуху Изергиль, чем на Нефертити, — горько усмехнулась она про себя, — но надо держаться». И, вернувшись в гостиную, Марина твердо заявила: