Этому Федосей и впрямь не удивился. В ОГПУ было так – «сказано – сделано».
– А вот тем, что в Африку, наверное, озадачу… Командир спецгруппы ОГПУ – звучит? Считай, что премия тебе обломилась за ударную работу.
Федосей улыбнулся. Не то чтоб не поверил, а как-то не увязал себя с Африкой. Где он и где Африка!
– Все шутите…
Тот ответил, но иначе, чем хотел Федосей. Став серьезным, начальник сказал:
– Все всерьез, Федосей Петрович. Ты ведь до нас вроде в авиации служил?
Морозный парок окутал голову Болеслава Витольдовича.
– Служил…
Федосееву подноготную его начальник знал не хуже собственной. Ошибиться не мог. Ну, а если что и подзабудет, это не беда. На каждого из них свое дело есть. Серая такая папочка с завязками. Федосей ее и сам недавно видел. Издали.
– Где у самолета хвост, а где винт не забыл?
– Пропеллер, – машинально поправил начальника Федосей. – Не забыл.
– Вот и славно! Тогда завтра идешь на Лубянку. В распоряжение товарища Сиднева.
– А почему именно меня?
– А потому…
Федосей почувствовал, что начальник слегка рассердился на него и вполне мог ограничиться одним словом, но передумал.
– Потому что не так много в аппарате сотрудников с реальным летным прошлым.
– Настоящий летун им понадобился, а точную задачу тебе поставят на месте. Понятно?
Малюков молча кивнул, прощаясь с выходным, а заодно с девушками и с пивом.
– Смотри там. Покажи московскую школу…
Пользуясь временной расслабленностью начальника, Федосей спросил:
– Где это «там»?
Ну не в Африке же в самом деле… Болеслав Витольдович улыбнулся, как показалось Федосею, с долей зависти.
– А вот завтра и узнаешь…
Французская республика. Париж
Январь 1928 года
…Агент Коминтерна Владимир Иванович Деготь нервничал.
Человек, которого он ждал, опаздывал. Точнее, если уж придерживаться бытовавших тут норм морали – задерживался. Отчего-то априори предполагалось, что у народного избранника, депутата парламента, столько важных забот, что они его задерживают, а уж удел всех остальных бездельников вроде него, тратящих свою жизнь неизвестно на что, – опаздывать.
«Не торопится господин социалист! – подумал агент Коминтерна. – Дьявол! И почему-то никто не хочет учитывать то обстоятельство, что ты находишься тут на нелегальном положении и во вчерашнем «Русском слове» о тебе напечатана целая статья, хорошо еще, что без портрета. Сволочь этот Бурцев! Белая шкура!»
Он аккуратно оглянулся.
Обычное парижское кафе, каких в городе тысячи, оно и выбрано-то было именно из-за своей неприметности. Десяток столиков, старые стулья, облезлая стойка, разросшийся фикус, запах кофе и анисовой водки в воздухе. За большими, в половину стены окнами – странный зимний дождь, расплывчатые силуэты прохожих. Народу тут с его приходом не прибавилось. Хвост, или то, что показалось хвостом, он благополучно стряхнул в универмаге «Самаритен». Правда, прятался тут один подозрительный тип за фикусом, но, скорее всего, на счет него Владимир Иванович ошибался – тип сидел там еще до его прихода, и столик перед ним густо покрывали пустые рюмки.