И Мокки перестал к нему обращаться за помощью и ободрением. Чувство, что он оказался один в этих страшных горах, подстегнуло его страх. И из страха выросла ненависть. «Это ты! Ты этого хотел, безумец! Ты заставил меня и Джехола идти по этому пути! — думал Мокки — А теперь тебе наплевать, что нам страшно. Да будь ты проклят, ты один во всем виноват!»
Проходили часы… Они шли все дальше через этот лабиринт из скал, обрывов и ущелий. Им пришлось пройти сквозь темный грот, столь длинный, что казалось они никогда не дойдут до конца, и в нем они слышали шепот прикрепившихся к стенам горных духов.
А потом начался такой крутой подъем, что им пришлось освободить Джехола от его груза, и тут же все — одеяла, одежду, еду и посуду — сбросил в пропасть неожиданный порыв ледяного ветра.
Небольшой выступ скалы, до которого они дошли с наступлением сумерек, и с которого далеко внизу, можно было разглядеть долину, — был так узок, что Мокки закрыл глаза, чтобы избавиться от головокружения.
За все время этого опасного пути, ни Мокки, ни Урос, ни Джехол не чувствовали ни голода, ни жажды. Но теперь, когда они вышли на надежную тропу, только одно желание испытывали они — пить!
Джехол мог найти воду, благодаря своему чутью. И Урос предоставил ему право идти, куда он захочет.
Тот наклонил голову и заржал. Сперва он шел медленно, ноздри его вздрагивали, казалось он не может решиться. Урос и Мокки терпеливо ждали. Он остановился еще раз, коротко заржал и помчался галопом вперед. Каждый его прыжок отзывался болью в теле чавандоза, и Мокки собрав последние силы, побежал за ними.
До их слуха донеслось тихое журчание воды, которое становилось все громче, пока не превратилось сначала в ясный шум, а потом в грохотание. Они подъехали к большому водопаду, который вырывался из глубины скал.
Солнце играло в его водяных брызгах. Мокки и Джехол наклонились и жадно начали пить холодную воду. Тут же по спине саиса ударила плетка, и еще один удар пришелся ему по уху. Тот повернулся: над ним — свесившись из седла — склонился Урос. В руке он гневно сжимал плеть, кожа его лица была серой, а губы бескровными. И Мокки, скорее из-за страха перед этим нечеловеческим лицом, чем перед плеткой, быстро вытащил из-за пояса небольшой бурдюк, наполнил его водой и передал Уросу. Тот пил не торопясь, глоток за глотком.
Ветер становился холоднее. По травам, кустам и деревьям пронесся шорох, возвещающий приближение ночи. Над голыми пиками гор, закружили орлы, расправив свои быстрые крылья. Мокки проводил взглядом хищных птиц, возвращающихся к своим гнездам, и подумал о том, что им, Уросу и ему, придется провести всю ночь до рассвета, в этих высоких горах. Всю ночь, с ее тьмой и холодом, не имея ни еды, ни одеял, которые поглотила пропасть. Ничто не защитит их теперь от ледяного ночного ветра.