«Хазары, — понял Урос. — Кажется, где-то здесь и начинается их земля».
Мокки склонился над Уросом и сказал:
— Какое-то странное место. Я не нашел ни одного из бача. Внутри тоже никого нет.
Хазар, который находился ближе всех к самовару, осторожно произнес:
— Здесь был один бача, но этот сукин сын сбежал сегодня на рассвете с одним из караванов. Сказал, что хочет посмотреть мир.
— Хорошо, — сказал Урос, — тогда я хочу поговорить с хозяином.
Хазар медленно повернулся к нему:
— Это я, — ответил он и глубоко вздохнул.
— И чего же ты ждешь? Ты ничего не собираешься принести нам? — спросил Урос. — И что у тебя есть, может быть, вы нам все же расскажете?
Старик почесал ногу и ответил:
— Этот подлец ничего не приготовил до того, как сбежал. Есть только несколько черствых лепешек.
— А для лошади?
— За дорогой есть поле, моему ослу тамошняя трава пришлась очень даже по вкусу, — заметил хозяин.
— А чай? — спросил Урос.
И до того, как хозяин чайханы смог что-либо ответить, добавил:
— Надеюсь, он тоже пришелся по вкусу твоему ослу?
Хазар на мгновение запнулся, но затем растянул свой лишенный зубов рот, и затрясся от беззвучного смеха.
— Вы слышали? Слышали? — возбужденно затормошил он своих друзей, которые тоже расхохотались, а затем так же дружно закашлялись, подавившись дымом от кальяна.
Отсмеявшись, он снова повернулся к гостю:
— Ты нравишься мне, всадник. Хоть ты и болен, но склоняешься к шуткам, а не к раздражению.
— И мне ты тоже нравишься, — ответил Урос. — Несмотря на твое ремесло, тебе ближе лень, а не желание заработать деньги.
— Я в этом не виноват, — ответил хазар и вновь вздохнул. — Тот, кто всю жизнь прожил рабом, никогда не будет дружить с работой.
Он поднялся на ноги, все вздыхая.
— Я приготовлю для тебя хороший, крепкий чай. Но я предупреждаю сразу, — вся посуда грязная. Этот чертов бача не помыл ни одной чашки, прежде чем убежать!
Хозяин чайханы нехотя удалился, что-то бормоча.
«Ему примерно семьдесят лет, — подумал Урос. — Я был еще совсем мал, когда эмир Хабибулла освободил это племя, которое раньше сам же приговорил к рабству за их неповиновение».
Урос покачал головой. «Рабы, а ведь они были потомками тех всадников, которых оставил здесь великий Чингиз, чтобы они правили этой страной.»
— Мне кажется, что я тебе пока не нужен, — произнес Мокки. — Можно я отведу коня на поле?
Голос саиса был тих, а сам он смущен.
«Говорит о коне, а думает о своей девке» — усмехнулся про себя Урос.
Жестом он разрешил ему уйти.
Мокки заметил Серех, как только вышел из тени крыши. Она сидела там, где стена, отделяющая веранду от поля, слегка закруглялась. Хлопковая материя, которую она набросила себе на голову, почти не отличалась по цвету от глины стен, и сейчас она напоминала кем-то забытый и брошенный мешок. То, что она находится так близко от него, смутило Мокки и он застыл на мгновение. Во время пути они шли раздельно и из-за страха перед Уросом он ни разу не посмотрел в ее сторону, и не оглянулся.