Прошла весна, и наступило лето. Но вот уже и летние дни стали короче, напоминая, что предстоит другое время года. Месяцы текли по стране неторопливо, как большие величавые реки. Но они обходили стороной казармы, словно мели и острова. На щебне казарменных дворов ничего не росло и не цвело. На винтовочных ложах не распускались почки. И даже в самые жаркие дни нельзя было выйти на занятия без мундира или в соломенной шляпе.
Станислаус начинялся премудростями Фридриха Ницше. Этот Ницше возвещал приход сверхчеловека. Он утверждал, что все приметы свидетельствуют о скором рождении сверхчеловека, а только в нем и есть единственный смысл всей жалкой возни людей на этой земле.
Станислаус, перебирая всех солдат своего эскадрона, старался отыскать в них черты грядущего сверхчеловека. Нет, в вахмистре Дуфте нет ничего похожего на сверхчеловеческие качества, ведь его так заботила украденная ветчина! В поисках Станислаус добрался до командира эскадрона ротмистра фон Клеефельда. О нем уже скорее можно было сказать: вот кто ближе всех к богам. Ротмистр фон Клеефельд восседал на своем жеребце, как на троне. Говорил он редко и мало. Улыбался высокомерно и загадочно. Достаточно было одного его взгляда, и все мелкие бесы — вахмистры, унтер-офицеры и ефрейторы — начинали выплясывать так, что пыль столбом поднималась. Они беспощадно муштровали новобранцев. А господин ротмистр невозмутимо взирал на это с недосягаемой высоты. Может, он и впрямь был владельцем этой огромной мельницы, которая перемалывала сорное новобранческое зерно в тончайшую, отборную сверхчеловеческую муку? Господин ротмистр никогда не останавливал в казарменном дворе новобранца, если тот небрежно отдал честь или от избытка почтения споткнулся при этом. Господина ротмистра нисколько не беспокоил тот факт, что Али отдубасил ножками от табуретки призраков, которые собирались его проучить, и даже вышвырнул в окно новобранца Маршнера. Ротмистр проезжал верхом или шагал на негнущихся ногах через казарменный двор, оставаясь божественным и недосягаемым для всех мелочей казарменных будней.
Станислаус чувствовал, что он достигает философской зрелости, наполняется мудростью, которая бродит в нем, как пиво в бочке. Пожалуй, чего доброго, он сам еще в один прекрасный день превратится в сверхчеловека.
7
На Станислауса нежданно обрушивается война, его судьбу определяют без него, и он познает чудо зачатия на расстоянии.
Еще два жарких дня проползли через казарму, и внезапно началась война.
— Ты что, спятил?
— Так точно, война уже началась. — Вонниг ходил за кофе и по дороге услышал радиопередачу — приемник был в эскадронной канцелярии.