Вайсблат стоял в кальсонах у печки. Он глядел в окно неподвижными глазами.
— Началась великая эпоха уничтожения.
Ефрейтор Маршнер ходил по казарме из комнаты в комнату, рассказывая новость.
— Они навязали нам войну.
— Кто они? — спросил Роллинг.
— Полячишки, прошу иметь в виду.
— Что ж они, залезли в твою каптерку? Или, может, задерживали твои посылки с окороками?
Господин ефрейтор Маршнер счел ниже своего достоинства отвечать рядовому Роллингу.
В канцелярии эскадрона сидел скромный, дрожащий человек. И это был вахмистр Дуфте. Он задумчиво разорвал лист бумаги — донос ефрейтора Маршнера на солдата Роллинга: «распространение ложных слухов о приближении войны».
Куда только делись остроты и шуточки вахмистра Дуфте! Он раздавал письма на дневной поверке без всяких околичностей, как любой почтальон в деревне или в городе.
Солдат Бюднер снова получил письмо от столяра Пауля Пешеля. Вахмистр Дуфте на этот раз вовсе не обратил внимания на адрес отправителя, и это письмо Станислаусу уже не пришлось добывать, переползая по щебню и выжимаясь на руках. Дуфте был бледен, и у него дрожали щеки.
Станислаус узнал, что ему предстоит быть отцом. Неужели родится тот самый сверхчеловек, которого он создавал мысленно по рецептам Фридриха Ницше? Пешель требовал, чтобы Станислаус взял отпуск. Необходимо обвенчаться — так сообщил его поэтический собрат Пауль Пондерабилус. Сам Пондерабилус был счастлив, оказавшись кандидатом в дедушки. Он даже воспел это обстоятельство в стихах, но Станислаусу было не до лирических излияний будущего деда Пауля Пондерабилуса.
У Фридриха Ницше не нашлось для Станислауса никаких указаний, подходящих для подобных случаев. Видимо, у самого Фридриха не было детей. Станислаусу пришлось обратиться к Вайсблату. Ницше был мертв, а Вайсблат жив. Хотя, может быть, Вайсблат являлся живым мертвецом? Он замкнулся в мудрое молчание и тихо улыбался, избегая вопросов и прикосновений внешнего мира.
— Теперь война. Человечество движется, насколько я могу судить, гигантскими шагами навстречу своей судьбе — уничтожению. Стоит ли тут беспокоиться о нерожденных детях? Разумеется, нет!
Казалось, война вызывает в людях не только страх, но и дружелюбие. Когда Станислаус проходил по казарменному двору или шел в лавку за почтовыми марками, унтер-офицеры улыбались ему очень дружелюбно и кивали. Роллинг шагал по двору. Он размышлял о войне и, засунув руки в карманы, стискивал кулаки. Из каптерки вышли ефрейтор Маршнер и какой-то унтер-офицер. Но Роллинг не вынул рук из карманов. Его никто не окликнул, ему так и не помешали шествовать, спрятав кулаки.