— Паршивцы, пруссаки, не изображайте таких страданий! — кричал ротмистр. Его проклятия не исцеляли раненых и не воскрешали мертвых.
Больше двух вагонов потребовалось для подобранных мертвецов. «8 лошадей или 48 человек» — было написано на товарных вагонах. Относительно количества трупов, которое разрешалось грузить, на стенах вагонов указаний не было.
Офицеры не осмеливались смотреть друг другу в глаза. Они суетились и делали вид, что очень заняты. До тех пор, пока снова не двинулись в путь. Поданный состав не имел вагона-столовой второго класса с мягкими сиденьями. Для того чтобы не сидеть на голых половицах товарного вагона и не подбирать своими офицерскими задами вшей с пола, они приказали принести из вагона оружейного техника ящики с патронами. Труп обер-лейтенанта ехал с офицерами. Нельзя же было положить его вместе с трупами рядовых! Труп офицера покрыли скатертью, взятой из вагона того поезда, который сошел с рельс. Станислаус сидел позади своей раненой лошади. Он охлаждал ожоги животного, забившись в самый темный угол вагона. Ему хотелось побыть наедине с самим собой. Когда он мотался по пекарням на своей родине, он был более одинок, чем хотел. Никто о нем не спрашивал. С тех пор как он добровольно пошел в солдаты, его действия и бездействие связаны со всеми людьми вокруг него. За каждым собственным решением стояла смерть.
В стороне храпел Вайсблат. Конечно, после напряженной ночи поэт храпел, как любой другой солдат. Он спал с полуоткрытым ртом и щелкал языком, когда вагон дергался. Лицо его не было ни глупее, ни умнее, ни беспечнее, ни милосерднее, чем лица других спящих. Но судьбу Вайсблата Станислаус связал со своей судьбой. Он сам себя назначил опекуном и щитом этой поэтической души. Не обманулся ли он?
В вагоне дивизионных офицеров ссорились по всем правилам. Уж не потому ли, что офицеры сидели на ящиках с патронами? Во всяком случае, в этих спорах уже больше не было сдержанности и чопорности штабных совещании. Почти все господа офицеры были настроены против баварского пивовара-ротмистра Бетца. Бетц настаивал на том, что в последнюю ночь у врага было не больше десяти человек. Несколько пивных бутылок, наполненных карбидом и бензином, бросили в поезд с откоса. Это и есть те бомбы и адские машины, о которых говорили остальные господа. Проклятие! Бетц утверждал, что видел серую карбидную золу. Остальные проглядели ее. Кроме того, Бетц уверял, что рельсовый путь взорвали не взрывчаткой, а разрушили топорами и лопатами. Обычная мужицкая работа. Десять нищих вшивых сербских мужиков привели дивизион в беспорядок и растерянность.