— Вот, ознакомьтесь! — Антон Владимирович старался не дать раньше времени выхода раздражению и оттого был немногословен.
Гусь взял двойной тетрадный лист и углубился в чтение, во время которого с его губ не сходила улыбка.
«Еще глумится, сволочь!» — подумал Антон Владимирович.
Дочитав до конца, Гусь вернул жалобу на стол главного врача и сказал:
— То, что дед окончательно выжил из ума, видно хотя бы по Мосгорздраву. Скоро двадцать лет, как нет Мосгорздрава…
— Дело не в Мосгорздраве, Максим Павлович, а в ваших фокусах! — вспылил главный врач. — Мне известно, что вы постоянно совершаете нечто подобное в надежде избавиться от неприятных вам больных! Это не лезет ни в какие рамки!
— Почему? — у Максима Павловича хватило наглости для этого вопроса.
— И вы еще изображаете непонимание?! — рявкнул Антон Владимирович, чувствуя, как гнев буквально распирает его изнутри. — Неужели вам не понятно, что, строя из себя дурака, вы бросаете тень на репутацию поликлиники?!
— Алкаш Сабуров не бросает тень на репутацию поликлиники, — словно про себя сказал Гусь. — Слабая на одно место Коканова не бросает тень на репутацию поликлиники. Врачи женской консультации, промышляющие абортами среди иностранных гражданок, не бросают тень на репутацию поликлиники. А доктор Гусь, который, не надеясь на свою память, разок заглянул в рецептурный справочник, оказывается, бросает тень на эту кристально чистую, не запятнанную ничем и никем репутацию поликлиники.
Намек был ясен — «Станешь давить — пожалеешь. Тебе же дороже обойдется». Антон Владимирович попыхтел, выпуская пар, и, указывая пальцем на потолок, сказал:
— Когда-нибудь кто-то пожалуется туда!
— Покажите мне закон или инструкцию, согласно которым я не имею права сверяться с учебниками, справочниками и руководствами! — потребовал Гусь. — И кто ограничивает частоту и время этих сверок? Мне премию давать надо за ответственность!
— При таком положении вещей премии вы не дождетесь, — нахмурился Антон Владимирович. — Пора браться за ум, вы же взрослый человек, в конце концов! Сколько можно? То пациентам в коридоре нахамите, то покойнику диспансеризацию проведете, то комедию ломаете! Когда-нибудь чаша моего терпения переполнится!..
Гусь молчал, потупив взор, и уже не улыбался. Хоть это хорошо.
Антон Владимирович выговорился быстро, за считанные минуты, и отпустил Гуся. Когда тот ушел, главный врач позвонил заведующей женской консультацией и пригласил ее к себе. Точнее — не пригласил, а приказал немедленно явиться.
Та и явилась. По вечному своему обыкновению — в съехавшем набок колпаке.