Выбрали удобное место — метрах в двадцати от берега — и разложили брезент, на него выгрузили припасы. Зотов и Топорок отправились собирать хворост для костра. Клыков подозвал Елизарова, сказал ему, щеря зубы в улыбке:
— Уведи Ромку подальше. Сделаешь — вернешься. Зотов и Топорок все уберут. Они умеют…
— Я сам, — сказал Елизаров упрямо. — Сам!
— Опять споришь? — спросил Клыков. — Когда научишься слушать? В этом деле мы все повязаны, и работать надо вместе. Понял, дура?
— Понял, — сказал Елизаров. До него наконец дошло, что круговую поруку Клык вяжет мокрым делом.
Ромка стояла неподалеку, не скрывая нетерпения. Щеки розовели нервным румянцем, глаза лихорадочно поблескивали.
— Пойдем? — спросил Елизаров.
— Наконец догадался, — упрекнула она и протянула ему трепетную руку.
Они пошли вдоль берега, направляясь к двум плакучим ивам, видневшимся в отдалении. Плотный песок приятно поскрипывал под босыми ногами. Ромка вдруг вырвала у Елизарова руку, крикнула: «Догони!» и припустилась бегом. Елизаров словно не слышал — он даже не ускорил шага. Когда он подошел к деревьям, Ромка уже успела раздеться. Она стояла нагая, бесстыжая, запрокинув голову и подняв руки, наслаждалась горячим солнцем. Грудь ее, крупная, тяжелая, светилась матовой белизной, тогда как все тело отливало бронзовым загаром.
Елизаров кинул на песок покрывало, захваченное из машины. Ромка легла на него, раскинув руки.
— Ну, иди же, Алеша…
Страсть захлестнула их, обожгла и смяла…
Потом Елизаров долго смотрел в голубизну неба, где беззвучно парил коршун. Левой рукой он перебирал шелковистые волосы Ромки. Та блаженно затихла, положив голову на его живот. Глаза ее были полузакрыты, длинные ресницы подрагивали.
— Уезжаешь? — спросил он вдруг ласково.
— Откуда знаешь? — в голосе ее прозвучало искреннее удивление.
— Слыхал, — ответил он неопределенно.
Ромка повернула голову и внимательно посмотрела ему в глаза.
— Куда? — спросил Елизаров, помолчав.
— Далеко, — ответила она задумчиво.
— В Чебоксары? Зачем?
— Если знаешь куда, то знаешь и зачем…
Она могла бы сказать, что Клыков поручил ей съездить в далекий волжский город и отвезти туда важную посылку. Но при этом наказал, чтобы ни единая живая душа не знала о цели поездки. Особенно Елизар. Она хорошо понимала, чем грозит ей откровенность.
— Знаю, — сказал он.
— Зачем же спрашиваешь?
— Хочу, чтобы сама сказала.
— Не скажу.
— Как хочешь…
— Ты же знаешь, как я хочу, — сказала она, переводя разговор на совсем другой предмет, и засмеялась беспечно. Ее руки скользнули по его телу, пальцы пробежали по груди, животу. Потом она встала на колени, шелк ее волос потек вниз щекоча и возбуждая, упал на его бедра. Он обеими руками сжал ее голову, закрыл глаза, притянул к себе.