пе, и у него такая огромная спина, что я за ней ничего не вижу. Я чувствую себя младенцем, случайно попавшим в комнату, где в стены вбиты мясные крюки. Томас Грэттон ревет на толпу, требуя прекратить курение в лавке, а мужчины с хохотом орут что-то в ответ.
Меня охватывает неуверенность, как будто мне не полагается стоять в этой очереди. Мне кажется, что все на меня смотрят. Я слышу, как у прилавка мужчины делают ставки. Может, я ошибаюсь и все это не имеет отношения к записи на бега? Может, они даже не позволят мне записаться с моей Дав. Единственный плюс в этой ситуации — то, что я оторвалась от Джозефа Берингера.
Я делаю шаг в сторону, чтобы гигантская спина стоящего передо мной мужчины не мешала мне, и снова читаю то, что написано мелом на доске. В ее верхней части два заголовка: «Жокеи» и справа — «Кабилл-ушти». Рядом со словом «жокеи» кто-то написал маленькими буквами: «Мясо». А под всем этим — небольшое пустое пространство, и дальше уже идет список имен. Записей куда больше в графе «Жокеи», чем в графе «Кабилл-ушти». Мне хочется спросить человека-гору передо мной, почему это так. И я гадаю, знает ли это Джозеф. И еще думаю, вернулся ли Гэйб домой. И сумел ли Финн сообразить, что делать с кормушкой. Вот только я ни на чем несосредоточиться надолго.
А потом я вижу его. Темноволосый парень, как будто сделанный из одних только углов. Он стоит в очереди к прилавку, молча и неподвижно, и на нем черно-синяя куртка, а руки сложены на груди. Он кажется диким и совершенно неуместным в этой лавке; у него язвительное выражение лица, воротник поднят, волосы растрепаны. Он ни на кого не смотрит и ни от кого не отворачивается; он просто стоит, уставившись в пол, и его мысли явно где- то далеко от лавки мясника. Все остальные сбиваются в кучки, суетятся, толкаются, но никто не подходит к нему, хотя вроде бы никто и не старается его избегать. Он просто как будто в каком-то другом месте, не там, где все прочие.
— Ох, Пак Конноли! — говорит кто-то за моей спиной.
Я оборачиваюсь и вижу какого-то старика, он не стоит в очереди, а просто рассматривает, кто тут есть. Вроде бы его зовут Рейли, или Турбер… или еще как-то. Я признаю в нем старого друга моего отца, одного из тех, кто вообще-то был достаточно давно знаком с ним, чтобы обзавестись каким-то именем, только мне незачем было его знать. Он сухопар и морщинист, и борозды на его лице такие глубокие, что в них запросто могли бы устроить свои гнезда чайки;