— Вечно? — Я отложил недоеденное пирожное и произнес больше для себя, чем для нее: — Вечно? Я и так уже прожил достаточно долго. Я много видел и много чего сделал — и далеко не все из этого было приятным. Жить вечно? Чтобы впереди у тебя всегда было столько же, сколько уже прожито? Нет уж, благодарю покорно… Меня подобная перспектива не вдохновляет.
Ливия взирала на меня с такой же заботой и участием, как жена или сестра, поэтому я продолжил:
— Достаточно посмотреть на Теодориха. Бедняга просто слишком зажился на этом свете. Все хорошее он уже совершил, все великое сделал и теперь рискует замарать свое имя каким-нибудь безрассудным поступком. Это сделает не он сам по доброй воле, но его старость.
Все еще глядя на меня как жена или сестра, Ливия сказала:
— Я ведь уже говорила тебе. Что Теодориху требуется, так это хорошая женщина.
Я покачал головой:
— Нет, не такая женщина.
— Почему нет? Кто же тогда лучше?
— Я принес свои клятвы Теодориху как Торн. Если, как Торн, я когда-нибудь совершу что-либо, что нарушит эти клятвы, я буду обесчещен и проклят всеми людьми, да и сам перестану себя уважать. Однако, как Веледа, я никогда не давал ему никаких клятв…
Слегка встревожившись, Ливия произнесла:
— Я почти боюсь спрашивать. Что у тебя на уме?
— Ты же образованная женщина. Ты знаешь истинное значение слова «преданность»?
— Думаю, да. Сейчас оно означает чувство, страстную привязанность. Но первоначально оно относилось к действию, не так ли?
— Да. Его связывали с обетом, клятвой, самопожертвованием. На поле боя командир римлян молился Марсу или Митре, обещая взамен свою жизнь, если бог войны дарует победу и сохранит жизнь его войску, его народу, его императору.
— Отдать одну жизнь за то, чтобы другие могли выжить и победить, — произнесла Ливия тихо. — Ох, Торн, мой дорогой… да ты никак надумал пожертвовать собой?
В 523 году от Рождества Христова в небе появилась удивительная, даже днем видимая всему миру на протяжении двух с лишним недель звезда, которую одни называли дымящейся, другие волосатой, а третьи — несущей факел. В результате все христианские и иудейские священники, языческие авгуры и всевозможные предсказатели в один голос принялись кричать о том, что Иисус Христос и все остальные боги предупреждают нас о приближении страшных бед и несчастий.
Да, многочисленные несчастья и правда случились в тот год, однако лично я не видел в этом вмешательства свыше: все они были делом рук смертных мужчин и женщин. Судите сами. Юстиниан и его наложница Феодора наконец при потворстве церкви ухитрились добиться принятия закона «о славном раскаянии», который дал возможность этим двоим заключить брак. Устроив свои личные дела, Юстиниан занялся тем, что считал делом своей жизни: попытался склонить весь остальной мир к заповедям, установленным христианской церковью. Указы, разумеется, все еще подписывал император Юстин, но текст их полностью составлял его племянник. К примеру, когда издали закон о том, что с этих пор ни одному язычнику или еретику не дозволяется занимать какой-либо пост в Восточной империи, как на гражданской, так и на военной службе, он добавил: «Все граждане теперь должны уяснить, что тем, кто не поклоняется истинному Богу, будет отказано не только в счастливой загробной жизни, но также и в земных богатствах».