divide [dI'vaId], notice ['nqutIs], building ['bIldIN], statuary ['stxtjuqrI], ['fxS(q)nqbl], Austrian ['OstrIqn], communicate [kq'mju:nIkeIt], enemy ['enImI], bogus ['bqugqs], undignified [An'dIgnIfaId], glacier ['glxsIq]
If you are to understand this strange rather sad story you must have an impression at least of the background—the smashed dreary city of Vienna divided up in zones among the four powers; the Russian, the British, the American, the French zones, regions marked only by a notice board, and in the centre of the city, surrounded by the Ring with its heavy public buildings and its prancing statuary, the Inner Stadt under the control of all four powers. In this once fashionable Inner Stadt each power in turn, for a month at a time, takes, as we call it, "the chair," and becomes responsible for security; at night, if you were fool enough to waste your Austrian schillings on a night club, you would be fairly certain to see the International Patrol at work—four military police, one from each power, communicating with each other if they communicated at all in the common language of their enemy. I never knew Vienna between the wars, and I am too young to remember the old Vienna with its Strauss music and its bogus easy charm; to me it is simply a city of undignified ruins which turned that February into great glaciers of snow and ice.
The Danube was a grey flat muddy river (Дунай был серой мелкой мутной рекой) a long way off across the second bezirk (далеко: «долгий путь прочь» через второй округ /нем./), the Russian zone (русская зона) where the Prater lay smashed and desolate and full of weeds (где располагался: «лежал» Пратер, разрушенный, запущенный и полный сорняков; to lie — лежать; to smash — разбивать/ся/ вдребезги; разбить, сокрушить, уничтожить /противника и т. п./Prater — парк развлечений в Вене), only the Great Wheel revolving slowly (только чертово колесо: «великое/огромное колесо» вращающееся медленно) over the foundations of merry-go-rounds like abandoned millstones (над основаниями каруселей, как заброшенные мельничные жернова), the rusting iron of smashed tanks (ржавеющее железо разбитых танков) which nobody had cleared away (которые никто не убрал: «не вычистил прочь»), the frost-nipped weeds (побитые морозом сорняки; frost — мороз; to nip — ущипнуть, щипать, кусать; побить, повредить /о ветре, морозе, холоде/) where the snow was thin (где снег был тонкий). I haven't enough imagination (у меня нет достаточно воображения) to picture it as it had once been (чтобы вообразить это /таким/, каким это когда-то было), any more than I can picture Sacher's Hotel (не больше чем я могу представить отель Захера) as other than a transit hotel for English officers (как /нечто/ другое, чем транзитный отель для английских офицеров) or see the Kartnerstrasse (или увидеть /улицу/ Картнерштрассе) as a fashionable shopping street (как фешенебельную улицу с магазинами) instead of a street which only exists, most of it, at eye level (вместо улицы, которая существует только, бóльшая часть ее, на глазном уровне), repaired up to the first storey (отремонтированная до второго: «первого» этажа). A Russian soldier in a fur cap (русский солдат в меховой шапке) goes by with a rifle over his shoulder (проходит мимо с винтовкой через плечо), and men in overcoats sip ersatz coffee (и люди в шинелях прихлебывают поддельный кофе/кофе-заменитель) in the windows of Old Vienna (в окнах Старой Вены). This was roughly the Vienna to which Rollo Martins came (это была грубо /говоря/ та Вена, в которую Ролло Мартинс приехал) on February 7 (7 февраля) last year (в прошлом году). I have reconstructed the affair as best I can (я восстановил дело, насколько смог: «как лучше всего я могу») from my own files and from what Martins told me (из моих собственных документов и из того, что Мартинс рассказал мне). It is as accurate as I can make it (это настолько точно, насколько я могу сделать это)—I haven't invented a line of dialogue (я не изобрел /ни/ одной строчки диалога) though I can't vouch for Martins' memory (хотя я не могу ручаться за память Мартинса); an ugly story if you leave out the girl (уродливая история, если выпустить: «если ты выпускаешь наружу» девушку): grim and sad and unrelieved (мрачная, грустная и беспросветная: «необлегченная»;