Под вечер их взвод, расположился в окопе, оставленном русскими. В сравнительно сухом месте окопа они отрыли дыру, достаточно большую для того, чтобы поместиться в ней сидя.
Когда стемнело, они влезли в это убежище и, завесив вход в него плащ–палаткой, зажгли коптилку.
Фред пытался съесть кусок хлеба, но он не лез ему в горло: перед глазами стояли ужасные картины. Все тело Фреда била мелкая дрожь, которую он, сколько ни старался, никак не мог унять.
Вернер Лизинг, поджав под себя ноги, сидел, прислонившись к стенке окопа. Каску свою он повесил на сучок обрубленного лопатой деревца. Скупо освещенное лицо Вернера казалось серым, а белокурые пряди волос прилипли к потному лбу.
— Тебе не лучше? — спросил Вернер Фреда, который, свернувшись калачиком, сидел в своем углу, а когда тот ничего не ответил ему, зашептал:
— Мне кажется, что все здесь пропахло кровью: и земля, и вода, и даже хлеб. После первой мировой войны крестьяне во Франции утверждали, что картофель пахнет динамитом и кровью. Мы еще долго не отделаемся от ощущения, что вся наша жизнь будет отдавать кровью. Это чувство будет преследовать нас до самой смерти. Нужно быть последовательным и покончить раз и навсегда с безумием…
— Прекрати! — сказал Фред. — Прошу тебя, прекрати! Не неси околесицу. Мы и так все наполовину сумасшедшие.
Вернер никак не прореагировал на это. Прислонив голову к стенке окопа, он невидящим взглядом смотрел прямо перед собой и молчал. Глаза его ввалились, а от орлиного носа к уголкам рта сбегали две строгие складки, которые старили его лет на десять.
Напрасно Фред старался перехватить взгляд Вернера, его движение или хотя бы мимолетную усмешку, Лизинг даже не шелохнулся.
Спустя минуту он устало закрыл глаза и громко, гораздо громче, чем следовало бы, сказал:
— В этой войне умирает любовь. Ее раздавили солдатскими сапогами, а то, что осталось от нее, потонет в потоке ненависти. Ненависть все затопит, и тогда ничего на свете не останется, кроме трупов и хохочущих сумасшедших. Я не знаю, смогу ли я когда–нибудь любить еще…
Через час солдатам раздали водку. Свою порцию Фред выпил сразу же большими глотками, после чего его охватила приятная дремота.
А на рассвете их снова погнали в наступление и лишь спустя несколько дней на короткое время вывели во второй эшелон. Уставшие до изнеможения, они в конце концов как бы свыклись с ужасами, трупами и постоянным опьянением от выжитой водки…
Отогнав от себя страшные воспоминания, Фред вернулся к действительности.
«Почему Вернер? Почему суждено было погибнуть именно Вернеру?» Огорченный смертью друга, Фред не отдавал себе отчета в том, что, собственно, такой же вопрос можно было задать о любом погибшем солдате.