— Точное время нарушения границы установить не удалось, однако, по всей вероятности, это произошло между часом и четырьмя часами. Перед этим шел дождь, а после четырех уже стало светать. Начиная с трех часов этот участок находился под охраной первого взвода, а до этого на посту находились ефрейтор Венде и рядовой Гейман.
Лейтенант захлопнул записную книжку и замолчал.
«Вот тебе и положеньице! — подумал про себя Венде. И вдруг его словно кольнуло: — А ведь как раз в это время Фриц дремал, да и сам я был не в лучшем состоянии. Правда, у меня такое состояние продолжалось всего несколько минут, так что не стоит об этом и говорить. Да и Альфа заметила бы. Проход же в минном поле был от нас всего лишь в каких–то ста метрах. Не может быть, чтобы нарушитель проник как раз на этом участке».
Роберт встряхнул головой, посмотрел на солнечный луч, в котором танцевали миллиарды мельчайших пылинок, и стал мысленно убеждать себя в полной невиновности, однако он с неприязнью подумал о Фрице Геймане. Как твердо он сейчас выступил бы, если бы не этот сон на посту! И в то же время нет ничего удивительного в том, что Фриц задремал.
Накануне, было это около девяти часов, Венде вошел в комнату осторожно, чтобы не потревожить сон товарищей. Гейман уже встал, в одних трусиках он стоял перед зеркалом и с помощью расчески и березового экстракта пытался пригладить свои непокорные вихры, которые ему несколько дней назад чуть–чуть укоротили. Однако, как он ни старался, у него так ничего и не получилось: волосы упрямо торчали во все стороны, придавая лицу выражение зеленого юнца. Выругавшись про себя, Фриц бросил расческу на стол и, скорчив перед зеркалом самому себе гримасу, пошел к своему шкафчику.
— Нам разрешено отдыхать до двенадцати, — заметил Роберт, на что Фриц лишь рассмеялся.
— Я совсем не устал, спать не хочу, а вот родителям написать письмишко давно надо, — сказал он, спрятав улыбку.
— Тогда, по крайней мере, не мешай другим спать, — пробормотал Роберт и отвернулся к стене.
Зато после обеда, на занятии по политподготовке, когда командир взвода объяснял солдатам, кого им следует считать друзьями, а кого — врагами, Фриц вдруг начал клевать носом, и лейтенанту пришлось не один раз поднимать его с места. Роберт тогда даже немного позлорадничал, но, что ни говори, новичкам многое прощается, что не прощается старослужащим.
Все это было бы не очень важно, если бы отделения не соревновались за звание «Лучшее отделение».
«Если будет точно доказано, что нарушение границы произошло во время нашего дежурства, тогда нам, — думал Роберт, — не видать первого места как своих ушей. И все это как раз в тот самый момент, когда по всем другим показателям мы в полку тянем на «Лучшее отделение». Через несколько недель я демобилизуюсь, вернусь домой, к своим родным, своим ребятам. Интересно, дадут ли мне мой прежний «Икарус»? Не будут ли дрожать руки, когда я снова возьмусь за баранку? Я все время служил хорошо. Оставшееся время прослужу так же. Ничего особенного не должно произойти. Мы должны завоевать звание «Лучшее отделение».