На почти начисто вытоптанном лугу, послужившем местом битвы, выросло несколько высоких курганов. Глубокие могилы невдалеке от Вислы не выроешь, пришлось озаботиться – в связи с активностью падальщиков и выражая уважение к павшим – насыпкой больших курганов. И число их всю неделю стояния на этом месте победителей постоянно росло. Очень многие раненые не выжили. За пленными за исключением самых тяжелых – тех «милосердно» добили сразу – ухаживали почти так же хорошо (или плохо, как посмотреть, уровень медицины тогда если и поражал, то невежеством), как за своими, но выживаемость у них была существенно ниже. Раны победителей действительно заживают лучше, чем побежденных.
Большое количество новичков расшатало дисциплину в войске. Сразу нескольких молодыков поймали на попытке утаить добычу. Уличенные, они жалко пытались оправдываться:
– Бис попутав.
– Сам не розумию (понимаю), як цей гаманець (кошелек) у мене опынывся.
И морды у идиотов, не понимающих, что уже фактически мертвы, светились уверенностью в собственной невиновности. Это же попутавший бес виноват!
Их утопили, но тут же поймали на горячем еще нескольких жлобов, потерявших от жадности осторожность. Пришлось в воспитательных целях на радость воронья срочно строить виселицы и развешивать воров. К которым скоро присоединились и убийцы – в войске произошло несколько выяснений отношений между своими. Хоронить их под гробом убитого в связи с общими трудностями захоронения не было возможности.
Серьезной проблемой стала свара среди союзников. Точнее, несколько разновеликих конфликтов. Возглавлявшие калмыцкое войско сыновья Хо-Урлюка, испугавшись огромности собственных потерь и соответственно наказания от отца, устроили безобразный скандал гетману. Сюнке-батур, Лоузан и Санжин, хоть и не входили в число старших сыновей повелителя чуть ли не половины степей Евразии, все успели достигнуть возраста зрелости. И распоряжаться чужими жизнями, посылать подчиненных на смерть им тоже не впервой было. Но они прекрасно понимали, что дальнейшая их судьба полностью зависит от удачи этого похода, а большие потери в доверенных им войсках отцу не понравятся. Нервное напряжение и страх перед отцом и спровоцировали у обычно невозмутимых ойротских аристократов нервный срыв.
Подскочив на конях к гетману, проводившему осмотр работ по захоронению павших, братья наперебой принялись громко, порой срываясь в крик, обвинять гетмана в коварстве, нарушении обязательств и даже в предательстве. В связи с плохим знанием языка союзника разговор – если это можно так назвать – шел на ногайском, прекрасно известном обеим сторонам возникшего конфликта. Свита калмыцких лидеров поддерживала их возмущенными возгласами.