11.
Ужин в покоях княжны Астмик был, как обычно, немноголюден.
Как и в каждый из предыдущих вечеров, были за ужином король Марк и благородный Балк.
Старая княгиня Анаис из дома Гориса, словно черная ворона, сидела за столом и бурчала о распутстве и падении нравов, что не мешало ей поглощать пищу, будто она месяц голодала.
Белица Клара, тоже как обычно, ела, не поднимая от тарелки глаз, очень немного, в основном зелень и овощи.
Горских князей нынче не было, зато был отец Илларий с неизменным своим спутником, Лукой.
Отец Илларий радостно поприветствовал Уту, приветливо поздоровался с Аник, высказав ей соболезнования по поводу болезни ее отца, церемонно поклонился старой княгине Анаис, а потом почти во все время застолья не закрывал рта, и не потому что много ел, а потому что много говорил, на родном языке, и на горском, служа переводчиком вместо княжны Астмик.
Дочь верховного князя, как и в предыдущие вечера, была оживлена и весела, нынче на ней были изумруды в старинной серебряной оправе, но даже прозрачные зеленые камни не притушили нежного румянца на ее щеках.
Ута уже освоилась, и не так дичилась, как в первый вечер, чему, кстати, немало способствовало общество отца Иллария, разговор с которым — если только священник не садился на своего конька (религию и историю Межгорья) — был занимателен и приятен. Но за столом отец Илларий говорил вовсе не на скучные темы, а рассказывал забавные и поучительные истории, свидетелем которым бывал сам, или о которых слышал от очевидцев, и живописал города, где ему довелось побывать вместе с войском короля Марка и его отца, покойного короля Игнатия.
Лука, напротив, все больше молчал, глядел в основном в тарелку, а если поднимал от нее глаза, то смотрел тоскливо на Уту, но, натыкаясь на ее ответный взгляд, краснел и снова опускал взор.
Ута, мысли которой после признания Аник приобрели определенное направление, с внутренним хихиканьем подумала, что, пожалуй, Лука в нее влюбился. Прежде ей это в голову не приходило.
Аник почти ничего не ела, и ничего не говорила. Ута озабоченно поглядывала на подругу. Та сидела понурая, изредка поглядывала по сторонам, и временами внезапно густо краснела, как это умеют делать рыжие — так, что даже веснушки становились не видны на ее носу.
— Все будет хорошо, — шепнула Ута подруге, сжав под столом ее руку, в тот момент, когда Аник в очередной раз покраснела, чуть ли не до слез. — Князь поправится, вот увидишь!
— Ах, я не о том! — прошептала Аник с тоской, и снова уткнулась в тарелку, ковыряясь ножиком в кучке зелени.