Аник любила здесь бывать. Ей нравился запах масла, которым Кена полировал старинные мечи и наконечники копий, запах дерева, заготовленного для древков и стрел, тусклый блеск серебра на ножнах кинжалов.
— Тебе надо было родиться мальчиком, дочь князя! — говорил Кена, — где видано, чтобы девочка так любила оружие!
Кена подобрал для Аник маленький кинжал в украшенных бисером ножнах и показал, как нужно держать его, когда наносишь удар, рассказал, куда бить, если хочешь убить, и куда — если нужно только вывести противника из строя.
— Женщина не должна убивать, — говорил он, — но всякое случается…
Еще Кена научил дочь князя стрелять из лука, конечно, не из боевого, тяжелого, который и не всякий мужчина сможет натянуть, а из легкого, с каким охотятся за пушным зверем.
5.
Летом князь Варгиз взял Аник с собой, отправившись объезжать свои владения. За месяц они посетили самые дальние пастбища и самые отдаленные дозорные посты на границах с другими княжествами и на перевалах, ведущих в страну каптаров.
Аник знала теперь, где начинаются и кончаются земли ее отца, где расположены селения горцев-айков, где — поселки шаваб, где находятся тайные убежища на случай нападения, куда какая дорога ведет, и откуда можно ждать врагов. Она увидела огромные отары овец, пасущихся на границе вечных снегов под присмотром свирепых овчарок, и табуны горских лошадей в широких пологих долинах. Она познакомилась с воинами на сторожевых постах, иногда месяцами не видевших посторонних людей в своих дозорных башенках или потаенных землянках, умело скрытых в зарослях молодой поросли осины, и с пастухами в кошах, ведущими такую же уединенную жизнь, как и воины.
6.
В одном из кошей Аник встретила мальчика одного с ней возраста. Это был первый увиденный ею ровесник, не считая, конечно, детей в селении шаваб, но то были чужие, с ними Аник не могла разговаривать, во-первых, потому что то не пристало дочери князя — в памяти Аник была еще жива обида, нанесенная шаваб горцам на свадьбе у Прудис, — а во-вторых, Аник плохо знала их язык. Этот же мальчик был свой, айк, горец, он глядел на дочь князя веселыми карими глазами, прячась за плечо отца — пожилого пастуха. Одежды на нем почти не было, если не считать вытертых кожаных штанов, из которых торчали босые ноги. Аник удивилась — он ходит здесь босиком, когда она, Аник, мерзнет в своем теплом платке, и в шерстяном платье, и в толстых чулках.
— Тебе не холодно? — спросила она, когда взрослые, занятые разговором, отошли.
— Нет, — покачал он головой, — а ты — дочь князя?