Черная шкатулка (Ашкенази) - страница 5
Может, она обиделась?
Эй, нога! Halt! Я не хотел тебя обидеть…
Она уже теряется вдали, в синеющих сугробах.
Этот снег, Фриц, отчего он лежит такими волнами?
Крикни ей: «Нога-a, Halt! Кругом!»
Может, тебя она послушается. Меня она слушалась всегда,
а теперь вот рассердилась.
дыши, дыши!
Так вылезай, осторожно, не торопись, не бойся,
сдалась тебе эта канализация!
Канализация — для крыс, а не для такого красивого жидочка, как ты.
Дыши, дыши!
Легкие у тебя хорошие?
Такой красивый парень, а прячется в канализации…
Как тебя зовут? Коган или Кац? Или Хаймович?
Дыши, дыши,
еще немножко можешь подышать.
барашек
Ты еще не умеешь ходить?
Говорить умеешь? А ходить нет?
Я тебя научу.
Смотри, как надо ходить.
В субботу нам уже шагать в трубу,
в которой немцы сделают из нас барашков.
Посмотри вверх. Видишь, вон… маленькое, розовое!
То облачко, что убегает вдаль…
Это мой товарищ Яша Винер. Он уже не живет.
Ты что плачешь? Хочешь стать барашком? Вон там, высоко-высоко!
Но что с тобой делать, когда ты не умеешь ходить?
Ладно, не плачь, я тебя научу, чтобы в субботу
ты сам дотопал.
Начальник лагеря говорил: «Эй вы, большие дурни,
вы должны быть этим маленьким балбесам
вместо тателе и мамеле!
Зарубите себе на носу, вы, большие балбесы!»
некролог маленького Давида
Никто и не заметил, что в прошлую войну
среди пропавших без вести был мальчик по имени
Давид.
Его последний вопрос был: — Скажите, господин учитель,
от чего происходит слово «гетто»? Не от
Гёте?
манекен
Одною летней ночью,
которая отдавала гарью, бензином
и спекшейся кровью,
после налета остались двое:
человек и манекен.
Манекен был из мягкого дерева,
человек — из кислорода, водорода, кальция,
воспоминаний, страха, голода,
из забытой любви,
из мужчины и женщины,
бывших в нем.
Человек наткнулся на манекен
и похлопал его по плечу.
— Здорово, кукла! — сказал он. —
Мы тут с тобой одни в этой большой витрине,
перед которой никто не стоит.
До чего я тебе завидую, кукла,
что у тебя не мозги под шляпой!
баллада о письмоносце
9 мая 1945 года
нашего летоисчисления
письмоносец Аугуст Матушка
пришел на улицу Иммануила Канта
и обнаружил, что ее уже не существует.
Только табличка с названием осталась,
немного закоптелых стен
и, конечно, черные проемы от окон,
и, конечно, калитка, которая теперь не вела никуда,
и, конечно, катушка черных ниток,
и, конечно, ленточка из чьих-то волос,
и мельчайший пепел, пепел,
конечно, пепел.
К счастью, Аугуст Матушка нес сюда всего одно,
одно-единственное письмо
для Агнес Вагнер, дом № 114
по улице Иммануила Канта.
И даже не письмо —
листок полевой почты.
«Вручить я его не могу, — сказал себе А. Матушка,