Одна немецкая рота стояла на передовой так долго,
что у нее на Восточном фронте
был самый шикарный бункер.
Смерть, и та туда ходила греться.
И всегда просила ей поставить
одну и ту же граммофонную пластинку —
песню ландскнехтов, что они певали давным-давно,
еще в Тридцатилетнюю войну.
Она тогда была немного влюблена,
и когда слушала этот напев старинный,
всегда от наслажденья голову склоняла.
Бесстрашный капитан Курцбюндиг, что был в той роте командиром,
охотно выделял ей порцию из офицерского котла.
А Смерть же молчаливо подтверждала
их джентльменский уговор:
ни одного убитого из роты капитана!
Но вот однажды ночью из дозора примчался
с головы до ног запорошенный снегом
молоденький солдатик Вагнер,
подобный ледяной сосульке, упавшей наземь с крыши.
— Что за вид?! — заорал капитан Курцбюндиг. —
И так вы хотите вступить в Москву?
Кем вы были до призыва? Пиликали на скрипке, да?
Болван!
— Герр Гауптман, — доложил командиру Вагнер, —
сейчас я видел Смерть.
Она меня поманила пальцем и сказала:
«Подойди ко мне, дружочек, мой маленький музыкантик!»
— Хорошо, — сказал Курцбюндиг, —
не хочешь на парад в Москву, не надо.
Пошлю тебя с посылкой к моей жене Эльфриде —
город Нюрнберг, улица Ганса Закса, номер 16а.
Отвезешь ей икону и сало. Получишь отпуск
по семейным обстоятельствам.
И стало так.
В тот вечер капитан Курцбюндиг на свою гостью немного дулся.
— Что это с вами? — спросила Смерть. — Похоже,
сегодня вы не в духе, капитан…
Поставьте-ка пластинку!
— Послушайте, — сказал ей ротный, — не грозите
своим костлявым пальцем моим солдатам, дорогая!
А то у них пошаливают нервы, и тогда они точно сосульки,
впопыхах сбежавшие с позиций.
— Ах, — сказала Смерть, — это вы, верно, о маленьком Вагнере?
Я ведь только хотела, чтобы он мне немного сыграл на скрипке…
Кстати, а почему он здесь,
когда на следующей неделе я должна прийти за ним по адресу:
город Нюрнберг, улица Ганса Закса, номер 16а?